За окном Никита с девочками продолжали беситься. Я видела, какая крепкая у них связь со старшим братом, и улыбнулась. Обвела взглядом кухню, на которой сидела. Деревянные стол, лавки и оконные рамы. Ни холодильника, ни каких-либо других электроприборов не было. Огромная печь, на которой, как я поняла, можно и лежать. Допотопный чугунный чайник и сковорода. Ах да, вон на полке ещё стоит утюг. Не электрический, а такой, железный, который нужно как-то там нагревать.
Подивившись, я выглянула в окно. Никиты с девочками уже не было. Доев и убрав за собой, я прошла в комнату, где сидела тётя Катя и читала газету. Бросив взгляд на газету и увидев дату издания, я села рядом и просто молча сидела. Ну подумаешь, там стоит август сорок первого года. Ну сохранились у них старые газетки. Ничего сверхъестественного в этом нет.
Окинула взглядом одежду сидевшей передо мной женщины. Длинная тёмная юбка до пят и тонкая кофта. На вид немного старомодные, но может, просто нечего больше ей надеть.
В дом зашёл Никита и, подойдя ко мне, протянул руку. Молча за неё взявшись, я встала, и мы с ним вышли из дома, не заметив печальный взгляд его матери, смотревшей нам вслед.
– Куда на этот раз? Воровать груши в чужом саду? – шутя, спросила я Ника и, обняв его руку, прижалась, чуть ли на нём не повиснув.
– Нет, всего лишь в какое-нибудь укромное место, где разопьём матушкино вино! – ответил он мне и показал спрятанную за пазухой бутылку красного вина домашнего приготовления.
– Ты что, стырил у тёти Кати винишко? – удивлённо расхохоталась я.
– Не стырил, а всего лишь позаимствовал. Всё равно оно стоит в погребе без дела уже лет восемьдесят.
– Твоей матери ещё нет стольких десятков! – фыркнула я, улыбаясь.
Ник, ничего не ответив, бросил на меня мимолетный взгляд.
Устроившись на каком-то бревне, лежавшем на дороге, мы с Ником принялись распивать вино прямо из горлышка бутылки, так как стакан он не взял, а об одноразовой посуде, по-моему, вообще никогда не слышал.
– А на закуску ты что, ничего не придумал? – спросила я и вытянула ноги, приподняв своё платье, чтоб оно не испачкалось об землю.
Ник посмотрел по сторонам и со словами:
– Сейчас, подожди! – куда-то ушёл. Он вернулся через несколько минут и принёс два больших яблока. Протянув одно мне, сел рядом на бревно и, обтерев своё яблоко об рукав рубашки, с хрустом откусил.
– А помыть? – Наверное, вино уже ударило мне в голову, а иначе я не могу объяснить, почему смотрела на жующего яблоко Ника, не в силах отвести взгляд.
– Ну, Алина, ты как будто с луны свалилась. Оботри его об рукав и ешь.
Я захлопала пьяненькими глазами и посмотрела на свои голые руки. Обтирать было не обо что.
«И вообще, немытые фрукты есть нельзя», – подумала я и, обтерев яблоко об рукав Никиты, принялась его жевать, запивая вином из бутылки.
– Из чего сделано это вино? Такой необычный вкус!
– Из красной смородины и жимолости. Мать часто делала всякие вина.
– Делала? А сейчас уже нет?
– Сейчас уже нет, – просто ответил Ник и посмотрел на выплывающую из-за туч луну.
Когда это настала ночь? Ты совсем перестала замечать всё, что творится вокруг тебя, Алина! И хватит смотреть на профиль Ника раздевающим взглядом! Вон, пей лучше винишко с горла! Видела бы тебя сейчас твоя гламурная тусовка! Сидишь на бревне в богом забытой деревне, со странным парнем, который, кажется, явился из прошлого века!
Только мне уже было ничего не важно: ни наше с ним социальное положение, ни то, откуда он вообще явился ко мне на том перекрёстке.
– Ты странный, – прошептала я, не в силах отвести от него взгляд, – красивый, интересный, но странный. Никит?
– Что, Алин?
– Поцелуй меня ещё, как сегодня днём у качели? – попросила я, наклоняясь.
Губы Ника встретились с моими губами, и я с восторгом закрыла глаза. Его поцелуй был пронзительно-нежным, со вкусом вина и яблок. Ник не пожирал меня, как сегодня днём, но от этого не становилось менее прекрасно. Я растворялась в его поцелуе так же, как растворялась в нём самом.
Сбоку раздалось мяуканье котёнка. Отстранившись от Ника, я прислушалась. Нет, это не мяуканье котика, а плач младенца. Я попыталась всмотреться в темноту, но так ничего и не увидела.
– Ребёнок где-то плачет. Как поблизости. Ты слышишь? – спросила я Ника, вставая с бревна и делая несколько шагов в направлении, откуда доносился плач.
– Это прекратится, – тихим голосом ответил Ник и, подойдя ко мне, обнял за талию и прижал к себе.
– А вдруг его здесь кто-нибудь бросил? У нас в Питере такое часто случается! – Я всё-таки вырвалась из его объятий и потянула за собой в темноту – искать брошенного младенца.
– Алина, там никого нет, ни ребёнка, ни кого-либо ещё. Дом, откуда доносится плач, стоит пустой уже очень много лет.
Мы как раз подошли к этому самому дому, и плач стал слышен ещё отчётливее.
– И? Что ты хочешь этим сказать? – с непониманием я повернулась к Нику.
– Если ты зайдёшь в дом, то не услышишь плача, так как он доносится со двора, из-под земли, куда ребёнка закопала его сумасшедшая мать, как только он родился. Это было очень давно, ещё в довоенное время.
Если Никита хотел меня напугать, то у него это получилось. Видимо, он решил поиграть в страшилки, так как время-то для этого было самое подходящее.
– Не смешно, Никита! – с дрожью в голосе произнесла я.
Он схватил меня за руку и завёл во двор старого дома. Остановившись около забора, сказал:
– Отсюда идёт плач. Ищи ребёнка.
Я стояла, не шевелясь, окутанная нитями страха, и по моему телу пробежала дрожь.
Никита достал из кармана спички и начал зажигать их, освещая вокруг нас землю. Казалось, ребёнок лежит и плачет прямо возле меня, но оглядываясь по сторонам и смотря под ноги, я нигде не могла найти его.
Липкие нити страха поползли вдоль моего позвоночника, и, развернувшись в сторону выхода, я дала дёру с этого проклятого места. Выбежав на дорогу, остановилась, обхватив себя руками. Меня била крупная дрожь, и я не могла поверить в то, что сейчас произошло.
– Пошли! – Ник взял меня за руку и куда-то повёл. Он был само спокойствие и хладнокровие, и его выдержке мне оставалась только позавидовать.
– Куда мы?
– Домой. Возьмём у матери ещё бутылку вина. Тебе это сейчас необходимо.
– Как ты можешь быть таким спокойным, Никит? Мы же только что, по сути, повстречали привидение в прямом смысле этого слова!
– Я здесь живу, Алина. Я привык ко всему этому.
– Привык? Ты привык?! – Мой голос истерически сорвался, и я разревелась.
Остановившись, Ник резко притянул меня к себе и крепко сжал, поглаживая по спине.
– Запомни, Алина, призраки неопасны. Единственное, что они могут сделать, это напугать, но никак не причинить вред.
– Но призраков не существует! – всё же попыталась поспорить я.
– Существуют. Они всего лишь неупокоенные души, бродящие по земле. Вот и всё.
Добравшись до дома Никиты, мы сели на крыльце, не желая никуда идти. Ник притащил ещё бутылку вина и горстку мятных леденцов. Постепенно ему удалось отвлечь меня от воспоминаний о произошедшем. Я, расслабившись, сидела и просто болтала с ним, рассказывая о своей семье, друзьях, жизни в городе. О моих предпочтениях и увлечениях. Его интересовало всё, что было связано со мной, но слушая меня, он уходил от ответов на вопросы, касающиеся его самого. Ник рассказывал о своём детстве, о том, как рос, и своих детских проделках, и я смеялась до слёз. Но я чувствовала, что как только я начинаю переступать какую-то грань, Ник ловко меня от неё отводит. В голове крутились мысли, ставя ответы на вопросы перед моими глазами... Но я закрывалась от них, предпочитая видеть только Никиту и наслаждаться отведённым нам временем.