На бешеной скорости мы промчались по деревне. На выезде из неё стояли наши друзья и махали мне руками. Сердце окатило тёплой волной от понимания, что они пришли проводить меня.
– Может, остановимся? Я попрощаюсь с ребятами! – крикнула я Нику, но он лишь качнул головой и продолжил вести мотоцикл.
По дороге нам навстречу бежала запряжённая лошадь. Её погонял старик, чьё лицо и одежда были залиты кровью. Было видно, что он торопится в деревню, так как рядом с ним лежал раненый мужчина в солдатской форме.
Ник ещё больше прибавил газу, и мы поехали с такой скоростью, что от порывов холодного ветра, что били мне в лицо, я начала захлёбываться.
Наконец мы приехали на перекрёсток, где состоялась наша первая встреча. Я соскочила с мотоцикла и ударила Ника своей сумкой.
– Ты совсем рехнулся, ехать с такой скоростью по такой дороге! Хотел, чтобы мы оба разбились? Или так не терпелось отделаться от меня?
Меня переполняла обида, и со слезами на глазах я, развернувшись, направилась к своей машине, которая стояла на том же месте, где мы её и оставили.
Никита схватил меня за руку и резко развернул к себе. Я смотрела в такое красивое любимое лицо, и моё сердце разрывалось от боли на миллион мелких кусочков.
Ник притянул меня к себе и принялся яростно целовать, убирая слёзы с моих щёк поцелуями.
Прекратив поцелуи, он кивнул в сторону моей машины.
– Иди, рыжая! Ты без проблем отсюда уедешь!
– Никит... Я не хочу... – тихо прошептала я. – Я хочу остаться.
– Уходи, Алина! – Он сделал шаг назад и посмотрел на меня, будто запоминая мой образ.
– Проводишь меня до машины? – Я хваталась за любую, даже самую маленькую возможность, лишь бы побыть с ним подольше.
– Я не могу выйти за перекрёсток, проблема.
– Что? Я тебя не понимаю!
– Уезжай, рыжик. Здесь тебе больше нечего делать.
– Почему ты меня прогоняешь?
Ничего не ответив, Никита сел на свой мотоцикл и завёл его. Бросив на меня последний взгляд, развернулся и поехал назад в деревню.
Я смотрела ему вслед, и по моему лицу градом катились слёзы.
– Да ладно тебе, Алина! Ну подумаешь, тебя только что бросили! – подняв с земли сумку, я направилась к своей машине. – Не ты первая, не ты последняя!
Открыв машину, я закинула сумку на заднее сиденье.
Над моей головой раздалось карканье ворона. Посмотрев в его сторону, я обиженно фыркнула:
– Что, снова вернёшь меня к Нику? Так можешь не стараться, я там не нужна!
Сев в машину, я повернула ключ зажигания и принялась медленно отъезжать. Казалось, что моё сердце металось в груди, ища выход наружу. Вся моя сущность просилась обратно к Нику. Немного отъехав, я остановила машину.
– Я не буду разворачиваться и унижаться перед ним!
Снова тронулась с места и, немного проехав, остановилась.
– Я к нему не поеду! – продолжала я убеждать себя. – Или у меня не останется гордости!
В сумке запиликал телефон, сообщая мне о появившейся связи и о множестве пришедших сообщений. В груди болезненно заныло.
– Да к чёрту всё! И гордость тоже!
Резко развернув машину, я поехала обратно в деревню. Что бы ни скрывал от меня Ник, приму всё, со всем соглашусь, только увидеть его... быть с ним... Не смогу без него, знаю же!
Погода начала стремительно портиться, небо заволокло тучами. На душе было тревожно, но объяснить эту тревогу у меня не получалось.
Я въехала в деревню и, остановившись, уставилась в окно машины. Не понимая, что происходит, я смотрела на хаос, творившийся вокруг.
Передо мной на дороге лежал тот самый старик, которого я видела, когда ехала на мотоцикле с Ником. Старик был убит, как и раненый мужчина, что был с ним в повозке. Люди в панике метались по деревне, пытаясь скрыться от пришедшей беды. Женщины с детьми на руках падали под градом пуль, стараясь защитить от напавших на деревню фашистов своих детей. Крики страха и боли, звуки выстрелов – всё смешалось в моей голове кровавой картиной, и, громко закричав, я выскочила из машины и попыталась оттолкнуть одного из фашистов, который на моих глазах зарезал молодую девушку.
– Нет! Не смей! Не трогай её! – накинулась я на немецкого солдата, но, пролетев сквозь него, больно упала на камни.
Схватив попавшийся мне под руку камень, снова попыталась атаковать фашиста, но результат был тот же.
– Нет, это неправда! – поднявшись с земли, я подбежала к своей машине и, запрыгнув в неё, рванула к дому Никиты. – Такого не бывает! Призраков не существует!
Но эти попытки убеждения переставали действовать на меня каждый раз, когда я пыталась сбить на машине какого-нибудь фашиста, но пролетала сквозь бесплотные тела.
Когда я подъехала к дому Ника, меня уже вовсю била истерика. Ворота были распахнуты, и я увидела направлявшихся к двери солдат. Бросившись в дом быстрее их, я забежала в комнату, где на полу за кроватью, прижавшись друг к другу и дрожа как испуганные кролики, сидели Антонина и Клавдия.
Подскочив к ним, я пыталась схватить девочек за руки, чтоб выбежать с ними из дома, но мои руки проходили сквозь них так же, как и сквозь других призраков.
В комнату зашли двое фашистов и, увидев девочек, направили на них свои винтовки. Мой дикий крик разорвал пространство одновременно с двумя выстрелами, что убили не только девочек, но и всё моё желание жить.
Я смотрела, как разворотило от выстрелов хрупкие тела детей, понимая, что вот он – АД! Тело будто оцепенело, осознание всего происходящего навалилось на меня непосильной ношей. Я больше не могла кричать, не могла пытаться бороться, я только сидела и остекленевшим взглядом смотрела на то, как вбежавший в дом Ник сцепился с одним из фашистов и зарезал его ножом. Как другой фашист направил на парня свою винтовку и выстрелил, но тут же весь выгнулся и упал замертво. Позади него стояла тётя Катя с окровавленными вилами в руках, которыми заколола немца. Рядом с ней стояла рыжеволосая женщина, которую мы с Ником видели на крыльце дома, где рвали малину. На руках женщины лежала девочка в бессознательном состоянии.
– Бабушка Феодосия, – прошептала я, глядя на то, как женщина отдаёт девочку раненому Нику и, разбив окно, выталкивает его на улицу. Тётя Катя в это время чертит какие-то символы на полу и совершает неизвестный мне ритуал.
Еле передвигаясь, Ник всё же вылезает в окно и бежит с девочкой на руках в сторону леса. Тут же в дом врываются другие фашисты и расстреливают женщин на моих глазах.
Ничего не чувствуя и пребывая в состоянии шока, я встаю на ноги и выхожу на улицу. Деревня полна немецких солдат и убитых людей. Домашний скот в страхе мечется по улицам, чувствуя весь ужас творившегося вокруг.
На ватных ногах я направилась в сторону леса на поиски Ника, но, сделав несколько шагов, увидела, как тот, еле передвигаясь, идёт сам, держа в руках оружие и отстреливаясь от фашистов.
Значит, это он спрятал мою прабабушку в лесу и тем самым спас её жизнь!
Ещё одна пуля врезается в Ника, и он, харкая кровью, падает на землю. Фашист, выстреливший в него, направился в его сторону и, толкнув Ника краем своего сапога, убедился, что тот мёртв.
Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, я наконец-то проваливаюсь в спасительную темноту.