***
Какая-то надоедливая муха усердно жужжит над моим ухом и не хочет от меня улетать.
Поморщившись, я открыла глаза и села. Я находилась на том же месте, где потеряла сознание. Поднявшись с земли, огляделась.
Я была одна посреди заброшенной деревни. Не было ни фашистов, ни убитых людей. Не было тела Никиты, чью смерть я увидела собственными глазами. Только нежилые старые дома с покосившимися крышами, которые говорили о том, что в этой деревне никто не живёт уже очень долгое время.
Пройдя к дому Ника, я отрешённым взглядом смотрела на полуразрушенный дом с выбитыми окнами. Было видно, что он стоит пустой не менее семидесяти лет. Зайдя внутрь, села на прогнивший пол и осмотрелась.
Никакой мебели, никакого намёка на то, что в этом доме я прожила несколько чудесных дней. Дом был настолько старым, что прогнившая крыша местами провалилась внутрь, а внутри дома птицы не раз вили гнёзда.
Пройдя в комнату, где мы с тётей Катей сидели и разговаривали, я обнаружила сломанный стол. Аккуратно выдвинув ящик, со слезами на глазах достала уцелевшие фотографии этой семьи. Несколько фоток Ника и их семейный портрет. Коснувшись стола рукой, я, прижимая фотографии к груди, вышла из дома и направилась к летней кухне. Зайти в неё мне не удалось, так как она уже полностью развалилась, и, сев на землю, я пустым взором уставилась на дорогу, где стояла моя машина.
Искать правду не было смысла, правду я знала и так. И отпираться я уже не могла. Я полюбила призрака!
Из горла вырвался жалобный вой.
Природа показала фрагмент хронологии, и я стала её невольным свидетелем...
Что ж, Алина, Никита пытался тебя от этого защитить, но ты сама вернулась назад!
И пусть всему случившемуся не было объяснений, но я познала любовь и увидела часть жизни Никиты, а также его семьи и всех жителей этой деревни!
Весь остаток дня я ходила по деревне, пытаясь найти непонятно что. Пустыми глазами я смотрела на руины сгоревшей школы, на разрушенную больницу, где ещё вчера я видела пациентов. Зайдя внутрь, я почувствовала стойкий запах лекарств. Что-то объяснить себе я не пыталась, уже поняла, что эта деревня – аномальное место.
Выйдя из больницы, подошла к дому моей прапрабабушки Феодосии и, остановившись у него, смотрела на заброшенный сад. Надо же, получается, что этот хитрец угостил меня малиной из сада моей же прапрабабушки! Улыбка тронула мои губы. Даже сейчас он смог сделать так, чтоб я улыбнулась!
В конце концов, я вернулась к дому Никиты и села у его крыльца. Я буду сидеть и ждать его здесь. Не сдвинусь с места. Призраки же ведь приходят на то место, где они жили? Значит, и он придёт! И я его встречу!
Вероятно, я начала терять рассудок, но мне было всё равно. Пусть буду безумная! Пусть буду жить здесь отшельницей! Зато буду рядом с ним. Скажу ему об этом, как только он придёт.
Я осталась ждать Ника, надеясь на то, что как только на землю опустится ночь, я услышу его шаги.
Ник не пришёл. Ни этой ночью, ни следующей.
Днём я бродила как неприкаянная по деревне, ночью же сидела у его дома и ждала его. Я рвала на себе волосы и орала в ночную темноту. Моё безумие стало накрывать меня горячей волной, не давая свободно дышать. Я звала Никиту, просила прийти и обнять меня. Ничего больше не имело смысла: ни боязнь темноты, ни мои родные, ни мир, в котором я жила раньше. Я падала в бездну и не хотела карабкаться назад. Мой мир сужался до пределов этой деревни, и я забывалась в нём до тех самых пор, пока на рассвете третьего дня моего безумного одиночества не появились машины с людьми, среди которых были мои родные.
Я сидела посреди дороги на земле и остекленевшим взглядом смотрела на дом Никиты, когда услышала шум приближающихся машин. Как со стороны я видела выскочивших из них людей и мою мать, что со слезами на глазах бросилась ко мне. Упав на колени около меня, она пыталась привести меня в чувства, постоянно обнимая и осыпая поцелуями, а я сидела и не могла отнять от груди руки, которыми прижимала к сердцу чёрно-белые фотографии Ника.
А дальше всё было как в тумане. Меня отвезли в город и определили в больницу. На вопросы, что со мной случилось, я сказала, что заблудилась в лесу, когда навещала могилу прапрабабушки, и все мне поверили. Кроме, пожалуй, моей мамы. Но меня это не волновало. Меня вообще ничего не волновало, кроме того, что кто-то пытался тронуть фотографии Ника и моё красное платье.
Опасаясь за мой рассудок, отец подключил лучших специалистов, и меня почти на целый месяц поместили в больницу для душевнобольных. Я прошла курс лечения и какое-то время находилась под наблюдением специалистов, потом меня отпустили домой, заверив родителей, что со мной всё в порядке и это реакция на сильнейший стресс, который я, вероятнее всего, испытала, когда заблудилась в лесу.
Вернувшись домой, я пыталась жить, как и прежде. На все вопросы отвечала немногословно или вообще отмалчивалась. Я перестала общаться с друзьями, так как они стали мне неинтересны. Не ходила в кино или ночные клубы. Я полностью замкнулась в себе.
Когда началась учёба в институте, я погрузилась в неё с головой, пытаясь спрятать в ней свою боль. В интернете прочла кучу информации о призраках и аномальных местах. Каждую ночь, ложась спать, я смотрела на нашу фотку с Ником. Но только сейчас я смогла осознать, что на тех двух фотографиях в моём телефоне, где был запечатлён Никита, он не получился отчётливо. Если я была сама собой, то образ Ника слегка просвечивал. Тем не менее я могла смотреть на него часами.
А потом начались кошмары. Почти каждую ночь я видела, как падает Ник от пуль фашиста, как из его рта сочится кровь. Видела, как к нему подходит убивший его солдат и пинает своим чёрным сапогом. Мне хочется оттолкнуть его от Никиты, впиться ногтями в его ухмыляющееся лицо, но каждый раз, нападая на солдата, я пролетаю сквозь него и падаю на землю. С криком я просыпаюсь и сажусь на кровати. Я снова одна. В темноте. В своей комнате. Я продолжаю жить, мучаясь от однообразных унылых дней.