Глава 5
Почувствовав лёгкое щекотание на шее, я открыла глаза и встретилась взглядом с Никитой. Он стоял передо мной с каким-то пером в руках и водил им по мне. На улице уже смеркалось, и я подумала о том, что не могла я так долго проспать, сидя в одном положении на качелях.
– Что, уже вечер? – недоверчиво спросила я, озираясь по сторонам.
– Как видишь, – сказал Ник, отводя взгляд.
– Не может быть! Я же только прикрыла глаза, потому что солнце их слишком слепило.
Ничего на это не ответив, Ник взял меня за руку и, сдёрнув с качелей, прижал к себе.
– Что... – Мой вопрос потонул в его неожиданном поцелуе. Сердце пропустило пару ударов и забилось с бешеной силой, ощутив вкус неведомых до этого момента ощущений. Обняв Ника за шею, я прижалась к нему ещё теснее, открывая для себя то, что ТАК меня ещё никто не целовал. И когда его язык проник в мой рот, я начала сгорать заживо, попрощавшись с разумом.
Аккуратно потянув меня за волосы, Ник наклонил назад мою голову, прервав поцелуй. Мои губы покалывало, и, пребывая в эйфории, я потянулась к нему, намереваясь продолжить начатое.
Раздавшиеся женские смешки переключили моё внимание с Ника на дорогу, где я рассмотрела проходивших мимо нас трёх девушек в платьях, которые я видела, наверное, только в кино. Ну или у бабушек. У очень и очень стареньких бабушек. На минуту мелькнула мысль, что я попала в сороковые годы, так как девушки шли в простых ситцевых платьях и в непонятной обуви, больше похожей на какие-то колодки. И всё бы ничего, только на одной из них была военная форма, какую носили женщины во время Великой Отечественной Войны.
Девушки, поглядывая на нас с Ником и смеясь, скрылись за поворотом, а я так и стояла, глядя им вслед с упавшей на землю челюстью. Из ступора меня вывели младшие сёстры Ника, пробежавшие мимо нас в сторону своего дома.
– В этой деревне что, живут приверженцы старых традиций? – оборачиваясь к Никите, спросила я.
– Как видишь, – пожал тот плечами и, сев на качели, принялся раскачиваться. Тут же подбежали Антонина и Клавдия и принялись отбирать качели у Ника.
Я смотрела на эту веселившуюся троицу и пыталась понять, что не так? Что не так в этой деревне, где шумно становится лишь под вечер? Что не так в этом парне, при взгляде на которого я забываю обо всём на свете? В его сёстрах и вообще во всех людях, которых я здесь почти не вижу?
Девочкам всё же удалось стащить Ника с качелей, и теперь они все вместе валялись на земле, пачкаясь и хохоча.
Обойдя их, я пошла в дом, захотелось побыть с тётей Катей. Она как раз доставала горячий хлеб из печи и, не успела я зайти, как сунула мне в руки кусочек хрустящей хлебной корки.
– На, попробуй домашнего хлеба! А то мне кажется, что там, откуда ты к нам явилась, такого хлеба ты точно не ела.
Откусив, я поразилась её правоте. Наш городской хлеб, да и вообще мучные изделия, не шли ни в какое сравнение с тем, что я ела сейчас.
– Ух ты! Как вкусно! – сказала я, и женщина счастливо улыбнулась. Налив в стакан молока, она поставила его передо мной и занялась своими делами.
Я сидела и жевала простой хлеб без какого-либо джема, но он казался мне вкуснее любых кондитерских изделий.