— Вполне, — кивнул я и улыбнулся.
Видишь, какая ты молодец, воробушек? Убери с лица это затравленное выражение. Просто думай, какая ты молодец…
Коробка действительно оказалась аптечкой. И там, к моему тайному сожалению, действительно обнаружилась мазь от синяков.
Передо мной встала дилемма.
Если мазь здесь — смысла везти Анюту домой как будто бы нет.
Но я же не мудак. Чем позже обработать щеку, тем дольше она будет болеть.
«Не мудак», — повторил я себе и, прихватив всю коробку, пошел к дивану, на котором, трогательно обняв колени, сидел мой секретарь за короткое время ставший мне небезразличным.
Хотя стоит ли себе врать?
На диване сидела молодая, привлекательная девушка. И обычно это словосочетание вызывало разве что усмешку (мало ли таких сидит по диванам), но конкретно эту: с ее большими доверчивыми глазами, с курносым носиком, со способностью краснеть за считаные секунды… Ее мне хотелось защитить. Спрятать от всего мира.
Это было странно. Непривычно. Но интересно.
Это интриговало. Хотелось, чтобы и у нее я вызывал волнительные, но приятные чувства. Последнее сейчас было актуальнее.
Поэтому я мягко, чтобы не напугать, спросил.
— У тебя что-то еще болит, воробушек?
Она опустила глаза, а я напомнил себе, что показывать, насколько меня бесит ситуация — не стоит. Анюта закроется, как в самом начале, и ни слова вытянуть не получится. Сейчас главное другое.
Я поставил коробку с лекарствами на стол и мягко погладил Анюту по спине. Оттаивай. Видишь, я хочу тебе помочь.
Светлые влажные после ванной волосы лежали на плечах и я, чтобы не задеть, перекинул прядь волос со спины вперед. Что такого? Ситуация — ерунда. Но она вздрогнула.
Медленно, очень медленно я выдохнул, отодвигая мысли и предположения, что случилось с моим хрупким воробушком, на потом.
Посмотри, милая, я абсолютно спокоен и адекватен.
— Анюта, хорошая моя, что у тебя болит?
Она вскинула на меня свои большие серые глаза и практически сразу покраснела. Так привычно, так мило…
Было бы мило, если бы покрасневшая распухшая щека не выделялась так сильно.
— У меня… — она сглотнула и опустила глаза, и от этого крошечного, мимолетного движения меня прострелило.
Я почувствовал настоящий зуд, потребность…
Как люди не могут обходиться без воздуха, а я не едва сдерживал себя, чтобы не обнять своего секретаря…
Да какого, к черту, секретаря? Анюту.
Сейчас это казалось важнее всего. Даже собственного дыхания.
— Я затылком ударилась. Немного голова болит.
Слова подействовали, как ушат с холодной водой.
Внутри заклокотало, но я выдохнул, натягивая на лицо улыбку. Как маску.
— Иди сюда, воробушек, — произнес и, не дожидаясь ее ответа, сам подхватил ее и посадил к себе на колени.
Анюта то ли возмущенно, то ли от неожиданности пискнула и тут же попыталась сползти, но я удержал.
Да-да, обняв.
— Мне нужно посмотреть, что у тебя с затылком, — ровно произнес я, когда она повернулась ко мне. Испуганно, смущенно.
Теперь, когда потребность обнять ее была удовлетворена, организм, решив не останавливаться на достигнутом, сообщил: теперь поцеловать.
Взгляд сам собой скользнул на ее губы, и она вмиг покраснела.
Малышка-глупышка.
Я усмехнулся.
На поводу у эмоций и желаний я не пойду. Не сейчас.
Как бы ни хотелось.
Только от маленькой шалости, я не удержался. Когда она на миг отвернулась, я наклонился, ближе.
— Покажи, где ударилась.
Ее кожа тут же покрылась мурашками, а я удовлетворенно хмыкнул.
Думай обо мне, воробушек. Так гораздо приятнее.
Рука ее скользнула на затылок.
— Тут. И можно… можно я сяду рядом? — глаз она на меня не поднимала, рождая внутри горячие, собственнические мысли.
Учитывая их и стеснительность Анюты, не можно, а нужно.
Я сам пересадил ее рядом с собой, и тут же, чтобы отвлечься от потери теплого, мягкого и, готов поспорить, податливого девичьего тела, посмотрел на ее затылок.
— Говори, если будет больно.
Я осторожно раздвигал ее пшеничные волосы, а Анюта вздрагивала, когда я касался кожи.
— Крови и открытых ран нет, это уже неплохо, — сообщил я, опуская руку.
Мое компетенции не хватало, и это бы раздражало, но в голову пришла идея, как добиться того, чего хотел с самого первого момента, как оказался в этой квартире.
— В душе тоже крови не было, — дисциплинированно произнесла Анюта, оборачиваясь.
— Замечательно, — кивнул я, улыбнувшись.