- Вы, по-моему, к нему неравнодушны.
- Завидую. Молодость и беспечность. Глазом не моргнув, в университет поступил в самый разгар следствия. Не удивлюсь, если он уже давно женат… Кстати, а какие вопросы вам хотелось бы выяснить у них в первую очередь?
- Например. Почему Анюта подняла преждевременную панику? Что сказал Борис Павлу Матвеевичу на поминках? По какой причине они развелись с женой? Из-за чего поссорились Петя с Марусей? И зачем он уехал в Ленинград?
- Что ж, Иван Арсеньевич, это мои вопросы, но ответа я на них не получил. Надеюсь, вам повезёт больше.
После ухода Дмитрия Алексеевича я записал себе в блокнот ещё один вопрос: в кого из трёх — в женственную Любовь, гордую Анну или бесёнка Марусю был влюблён художник?
Она вошла в палату — я встретил её с восхищением: высокая, тонкая, алый румянец, русые волосы, прямой пробор, учительский пучок. Хороша, равнодушна, даже высокомерна. Я полночи из-за неё не спал: «копал подходы». И опять они не понадобились.
Анюта бросила с порога: «Здравствуйте», прошла к койке отца, села на табуретку рядом и начала кормить его клубникой. Проглотив несколько ягод, Павел Матвеевич откинулся на подушку и закрыл глаза. Мы, трое недужных, сжигаемых криминальным жаром, глаз не сводили с её затылка. (Сейчас встанет и уйдёт!) И Василий Васильевич не приходил на помощь: они с Игорьком как будто перед ней робели.
Анюта вдруг обернулась — холодноватый, голубоватый взор, какой-то отсутствующий, словно смотрит в пустоту, — и спросила:
- Вы ведь знакомы с Дмитрием Алексеевичем Щербатовым?
- Совершенно верно, — откликнулся я даже с некоторым подобострастием. — Вчера познакомились.
- Вы что, действительно писатель?
- Стараюсь.
- А как фамилия?
- Глебов. Иван Арсеньевич.
- Не слышала.
- Удостоверение показать? — Вообще-то красавица действовала на нервы.
- Вчера вечером ко мне на дачу заезжал Дмитрий Алексеевич и просил оказать вам содействие. Вы собираетесь о нас фельетон написать или трагедию?
- Пока не знаю. На что потянете.
- Однако вы не очень-то любезны.
- Прошу прощения.
- Ладно. Он очень просил, и я дала слово. Но учтите: ваше так называемое следствие я считаю идиотством и пустой тратой времени.
- Учту. И не будем его тратить попусту.
- Что вас интересует?
- Ну, например, Дмитрий Алексеевич.
- Вы его видели.
- А каким его видите вы?
- Он человек оригинальный.
- Это я понял. Но это не ответ.
- Широк, щедр, горяч. Он самый старый папин друг.
- Как они познакомились?
- Через маму. Они в юности были оба в неё влюблены. («Так вот в кого был влюблён художник!») Но она предпочла отца, — Анюта усмехнулась, — несмотря даже на французскую драгоценность.
- Что за драгоценность?
- Воспоминание из детства. Дмитрий Алексеевич имел возможность преподнести обручальное кольцо, а папа… в общем, никаких колец у мамы так никогда и не было.
- И Дмитрий Алексеевич их простил?
- Он был одинок и любил их.
- Вы хотите сказать, что он остался одинок из-за этой своей любви? — Классическое благородство в современных условиях меня всегда как-то настораживает.
- Не думаю. Ведь женщин так много. Коротко и ясно. Ай да Анюта!
- А теперь давайте вспомним, как вы остались с сестрой на даче. Вы можете об этом говорить?
- Выдержу.
- Ваш распорядок дня?
- Вставали рано, около восьми, завтракали, шли на Свирку, на наше место. Брали с собой термос и бутерброды, там оставались до вечера — Марусю домой было не загнать. Возвращались, ужинали и ложились где-то в одиннадцать. Вообще Маруся занималась, я читала. Так продолжалось все три дня.
- Чем она занималась?
- Готовилась к экзаменам в университет.
- А чем конкретно?
- Какое это имеет значение?
- Анна Павловна, я ещё не знаю, какие мои вопросы имеют значение, а какие нет. Поэтому давайте не будем спорить.
- Русским языком. Билеты переписывала.
- Что за билеты?
- Экзаменационные. По которым якобы спрашивают в МГУ.
- Где она их раздобыла?
- Петя принёс. Ему какой-то первокурсник их дал… что ли…
- Она переписывала, то есть должна была их Пете вернуть?
- Она не успела.
- Билеты так и остались у вас?
- Ну да.
- Опишите своё место на Свирке.