Такая девочка, как правило, не обедает. В редких случаях она обедает в гостях. А то, что она вообще ест, нельзя назвать, ни завтраком, ни ужином. Обычно это что-то легкое: кефир, простокваша (нельзя толстеть), или дешевое: винегрет, студень.
Известно также, что те, кому наряды нужны больше всего, их как раз не имеют. Пальто одно зимой и летом, ватин к нему пришивают на морозы и отпарывают, когда становится тепло. Туфель две пары, очень неважных. Чертова мода, за ней не угонишься ни в каких туфлях!. А чулки! Как рвутся чулки! Из чего их делают, интересно? С каждой стипендии приходится покупать новую пару, но и это не помогает. Есть только один способ: надеть рваный чулок и делать вид, что петля сию минуту спустилась.
В студии некоторые девочки одевались очень хорошо. Марине тоже очень хотелось одеваться, но раз нельзя, придется временно презирать наряды. Когда-нибудь она тоже наденет что-нибудь такое элегантное, и поедет в Ленинград, и поразит Гальку, которая действительно пока что не обращает на наряды никакого внимания.
К третьему курсу определились знаменитости в группе. Подруги Марины снимались в кино. Но ей никто не предлагал сниматься.
Представители кино, приходя в студию, прежде всего замечали Тамару Ланину - безусловную красавицу с копной волос пшеничного цвета; вслед за нею обращали благосклонное внимание на Лялю Кузнецову - смуглую, с раскосыми глазами, скуластую, тоже очень яркую; и никогда не замечали Марину - скромно одетую девочку с упрямым и грустным выражением больших черных глаз, с широким, портившим ее лицо носом. Никто почему-то не видел, что у Марины нежное округлое лицо, а неумело причесанные волосы редкого пепельного оттенка. И фигура у нее была не хуже, чем у Кузнецовой, только платья плохие.
А как Марина мечтала сняться в кино!
Но приходили быстрые администраторы, уводили Панину или Кузнецову, веселых, ловких, хорошеньких. Имена подруг мелькали на афишах, а в жизни Марины все было по-прежнему.
"Только одна удача! - мечтала Марина. - Одна настоящая роль в кино. Я бы сыграла..."
Марина представляла себе темный зал кинематографа около своего дома в Ленинграде, и мать, худенькую, маленькую, еще больше поседевшую за последний год, и отца, медленно протирающего очки носовым платком. "Только одна удача!.."
На третьем курсе Марина готовила роль Коринкиной. По требованию Горовой Марина изображала Коринкину злой ведьмой. Марина была не согласна с такой трактовкой роли, но Горова настаивала. Марина решила все-таки ее обмануть и, набравшись храбрости, на экзамене стала играть по-своему. Не успела она сказать и двух фраз, как Горова дала занавес, приказала Марине не своевольничать и прекратить безобразие. Марина смешалась, ничего не возразила и стала играть, как хотела Горова. Конечно, получилось плохо.
Как назло, у Марины еще был парик, который все время сползал, приходилось его поправлять. И накидка из страусовых (или вороньих) перьев попалась старая, изъеденная молью. Перья дождем сыпались на сцене, стойло Марине шевельнуться. Члены комиссии чихали, зрители чихали, Горова чихала, только Марине удалось не чихнуть ни разу.
Вот и вся доблесть: не чихнула. Дерзкая попытка Марины прорваться на экзамене не удалась. Победила Горова, что и следовало ожидать.
После экзамена к Марине подошел директор студии Агеев, тот самый толстый человек, который пил боржом в Ленинграде и принял Марину в студию.
- Вы расстроены? - спросил он.
- Очень! - прошептала Марина.
- Это же роль не вашего амплуа, голубушка! - сказал он. - Вы не должны расстраиваться. Наоборот. Я за вами наблюдаю с первого курса. Вам трудно. Прекрасно! Чем труднее, тем лучше. Я думаю, из вас получится актриса. Я вижу...
Марина посмотрела на Агеева. Он утешает ее, жалеет. Лицо Агеева, мягкое, розовое, гладко выбритое и чем-то неуловимо актерское, выражало сочувствие, доверие и, может быть, восхищение, но неизбалованная Марина не могла этого разобрать.
- Да, - сказала Марина, - мне страшно не везет!
- Чепуха! - ответил Агеев и потрепал Марину по плечу. - Повезет. Вы молодец! Вы сегодня растерялись - вот и все.
- Я хотела сыграть по-своему...
- Знаю, Еще сыграете. Придет ваше время. Можете мне верить. Улыбнитесь-ка и подумайте о чем-нибудь веселом! Например, о свидании, которое у вас назначено на вечер.
Марина грустно улыбнулась. У нее на вечер было назначено два свидания. А это, как известно, все равно, что ни одного.
Марина очень скучала по Ленинграду, по отцу с матерью и по Гале. Такой подруги у нее больше не было, хотя за четыре года в Москве у нее появилось много друзей.
От Гали приходили непонятные письма. В одном письме она написала, что Марина не должна удивляться, если она выйдет замуж. Но Марина удивилась и побежала звонить в Ленинград, выяснять, в чем дело, Галя ответила уклончиво. А спустя некоторое время написала, что она вообще никогда не выйдет замуж. А еще через месяц прислала телеграмму: "Можешь меня поздравить".
Марина ломала голову, что подарить Гальке. Деньги были накоплены на туфли. Марина сделала подметки на старые туфли, а Гальке купила роскошные занавески на окна, что было очень кстати, потому что у Гальки как раз не было занавесок. Окон, правда, у Гальки тоже не было. Если соблюдать точность, у Гальки ничего не было, кроме мужа, молодости, любви и надежд.
Вокруг все выходили замуж. На всякий случай Марина осведомилась у своего приятеля Саши Кириченко, с какого возраста считается старая дева. Узнав, что лет с двадцати пяти, Марина успокоилась.
Саша Кириченко, воспользовавшись ее интересом к этому вопросу, предложил ей выйти за него замуж.
- Выходи, не пожалеешь.
Собственно, он говорил это Марине каждый раз, когда ее видел.
- А что? - так же шутя ответила Марина, взбудораженная Галькиной свадьбой. - Возьму и выйду!
- Я буду очень счастлив, - медленно сказал Саша, и Марина тут же поняла неуместность своей шутки.
- Я же шучу, - поспешила она сказать.
- А я не шучу, - сказал Саша, - я совсем не шучу... Потому что я люблю тебя...
Они шли по Садовому кольцу после позднего вечернего сеанса в кино. Саша остановился, приблизил свое широкое румяное и очень доброе лицо к Марининому. Он был такого же роста, как Марина, хотя уверял, что гораздо выше. Он был широкоплечий, плотный, квадратный. Веселый и остряк, любимец студии. Его считали законченным комическим актером. Для кино он не годился, а столичные театры его уже сейчас приглашали. Он был действительно очень талантлив.
"Он самый лучший человек у нас на курсе, - думала Марина. - И все-таки я его не полюбила".
- Вот такие дела! - сказал Саша дрогнувшим голосом.
- Не будем об этом говорить, не надо, - попросила Марина.
- Я и сам знаю, что не надо, - сказал Саша.
Они пошли дальше. Марина чувствовала себя виноватой. Она давно понимала, что Саша влюблен в нее, любит ее. Она не кокетничала с ним нет, нет! - но эгоистически пользовалась его снисходительностью, чтобы говорить о театре. Как все одержимые люди, Марина должна была бесконечно много говорить на излюбленную тему. Никто не мог этого вынести. Только Галя. Но Галя была далеко. А Саша умел слушать. Марине надо было говорить о своей профессии во что бы то ни стало.
Для этого она выбирала самый длинный путь из кино домой - по Садовому кольцу.
- Бесприданницу я бы играла не так... - с расстановкой произносила Марина.
- А как? - немедленно откликался Саша, знавший точно, что ему надо говорить.