— Никакой прессы, — пробормотал Ксавье. Он поставил чашку на стол, не сказав больше ни слова, и направился наверх, чтобы подготовиться. Через десять минут он появился в тренировочном костюме. Выражение его лица было замкнутым, так что я не стала беспокоить его по поводу женского приюта, несмотря на любопытство. Возможно, он все еще злился из-за инцидента с его «завоеванием», хотя обычно это никогда не беспокоило его.
Как только мы сели в машину Ксавье, я спросила:
— Ты один пойдешь в приют?
Ксавье медленно покачал головой, выводя машину на улицу.
— Хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Ладно, — ответила я. Почему-то для него это было очень важно.
Мы добрались до места тренировки с пятью минутами в запасе. Тренер Бреннан подошел ко мне и дал пять, как делал каждый день в течение последних двух недель.
— Семь недель в срок. Это новый рекорд. Ты заслужила награду, юная леди.
— Ей позволено видеть мое хорошенькое личико каждый день. Это приз, если он вообще нужен, — протянул Ксавье, перекидывая мячик из одной руки в другую.
Я закатила глаза и улыбнулась тренеру.
— Если вы спросите меня, то я скажу, что заслужила похвалы от королевы.
Бреннан рассмеялся.
— Я люблю ее.
Ксавье смотрел на меня слегка прищуренными глазами, продолжая играть с мячом. Тут на него налетел Коннор, и они вдвоем принялись в шутку толкать друг друга.
Ксавье был странно спокоен, когда днем мы направились в женский приют. Это странное молчание стало более частым, и не только после поцелуя.
— Почему они не пригласили прессу? — спросила я. — Если бы ты заранее дал мне об этом знать, то я могла бы что-нибудь устроить. Тебе бы не помешала такая позитивная реклама, Ксавье.
— Никого не касается, чем я занимаюсь в свободное время.
— Ксавье, ты демонстрируешь публике почти все аспекты своей жизни. Люди знают о твоих женщинах, эскападах на вечеринках, тренировках, утреннем и вечернем распорядке, — фыркнув, возразила я.
Он припарковал машину в узком переулке в Йенноре, пригороде Сиднея, где я никогда не была раньше, очевидно, одном из самых бедных районов в регионе. Многие дома были ветхими, и машина Ксавье привлекла к нам ненужное внимание.
— Это личное.
Я склонила голову набок. Его семья никогда не появлялась в прессе. Он даже не упоминал о них в интервью, за исключением очень общих ссылок.
— А твои интрижки — не личное?
Ксавье самоуверенно ухмыльнулся.
— Они помогают оставаться у всех на устах.
То, как он это сказал, содержало больше, чем просто намек.
Конечно, он не мог оставить все как есть.
— И у всех во рту.
Я фыркнула.
— Ты такой придурок.
Эта волчья ухмылка скрутила мои внутренности в жгучий узел.
— Просто даю людям то, что они хотят. Прессе, женщинам, даже маркетологам моей команды.
— И чего же ты хочешь? — с любопытством спросила я.
Ксавье ничего не ответил, только уставился в лобовое стекло, оставив меня разглядывать его поразительный профиль. Мои пальцы чесались протянуть руку и провести ногтями по темной щетине. В воздухе стало душно и жарко. Я встряхнула воротник блузки, чтобы остыть. Взгляд Ксавье метнулся к моей груди. Я отпустила ткань, сглотнула и встретила его пристальный взгляд.
— Нам надо выбираться отсюда. Становится слишком жарко.
Рот Ксавье дернулся, и я прищурилась, глядя на него, но затем быстро вышла из машины, прежде чем все стало еще жарче.
Я огляделась по сторонам. Нигде не было никаких признаков женского приюта, но, наверное, это просто маскировка.
— Уверен, что это здесь? — спросила я.
Ксавье кивнул.
— Я был здесь уже дважды.
Словно по сигналу, дверь в трехэтажном доме перед нами распахнулась, и оттуда вышла маленькая, кругленькая женщина с волосами цвета соли с перцем, подстриженными как у пикси. Как и в других домах на улице, краска облупилась с фасада, и мусорные баки были переполнены.
Ксавье подошел к ней и пожал руку.
— Это моя подруга Эви, я упоминал о ней в разговоре.
Женщина кивнула и поприветствовала меня крепким рукопожатием.
Она провела нас через приют, который был организован как жилой комплекс с общей гостиной и кухней, а также несколькими спальнями для женщин и их детей. Внутри все было в гораздо лучшем состоянии, чем снаружи.
— Не могу показать вам все комнаты, потому что некоторые женщины не хотят, чтобы их кто-нибудь видел. Они боятся.