Выбрать главу

Молли постучала ногтями по столу.

— Я бы так не была в этом уверена. Ксавьер Августин относится к типу мужчин, которые во всех отношениях сделали себя сами. Он не унаследовал состояние, а добыл его тяжким трудом. Поверь мне, Летти, никто не достигнет такой вершины богатства и успеха, как наш Святой Августин, без того, чтобы не оставить несколько захороненных трупов по дороге.

Летти прокрутила это в голове.

— Как некоторые безземельные рыцари, которые принимают решение попытать счастья, став профессиональными наемниками.

— И это им что-нибудь давало?

— Определенно. Многие рыцари не имели собственного богатства или земли. Единственный путь подняться наверх — продать свое искусство владения мечом какому-нибудь нуждающемуся в живой силе лорду для защиты его замка или для набегов на соседей. Когда служба в качестве наемника приносила достаточно денег и богатства ему самому, он приобретал земной надел, выбирал жену, подходящую новому статусу уважаемого человека и производил на свет как можно больше сыновей.

— Безземельный рыцарь низкого происхождения, который был способен стать богатым лордом, наверное, имел бы всевозможные нелицеприятные секреты в своем прошлом, — заметила Молли. — Это в природе человеческой и все такое.

— Знаешь, я начинаю думать, что мой рыцарь в сияющих доспехах, может, больше похож на тот изначальный образ, который сложился у меня при первом впечатлении. На самом деле он жесткий надменный воин, который способен на любое ужасное действие, но настойчиво требует наличия жены с незапятнанной репутацией.

— Немного неразумно, мягко говоря.

Летти пожала плечами.

— Разумеется. Хотя типично по-мужски, не так ли? Причина крылась в том, что честь мужчины была связана с честью его женщины. Если она покроет себя позором, то позор падет и на него. Так как он защищал честь своей женщины столь неистово, будто это была его собственная, то делал это, несомненно, очень рьяно. Для мужчины, который осмеливался соблазнить жену лорда, самым распространенным наказанием являлась кастрация.

— Готова поспорить, сам лорд таскался повсюду, не отказывая себе в удовольствиях.

— Верно. Пока он смотрел, как коршун, за женой, то находил время совращать хорошеньких служанок и крестьянских дочек.

Рот Молли скривился.

— Ладно. Хоть об одной вещи тебе не нужно беспокоиться. Насколько можно судить, Ксавьер не совратил ни одной женщины в окрестности. В столь маленьком сообществе, в котором мы живем, поверь мне, уж мы бы знали, если бы это случилось.

Летти простонала.

— Точно. Он не совратил даже меня. Тем не менее, у меня есть предчувствие, что ты права. Сомневаюсь, что Ксавьер Августин такой уж безупречный святой, каким он хочет предстать перед окружающими. Молли, я хочу, чтобы ты сделала это. Хочу, чтобы ты провела расследование.

— Зачем беспокоиться? Ты уже объявила, что отменила свадьбу.

Летти ощутила волну депрессии, накрывшей ее при этой мысли.

— Знаю. Просто хочу некоторой мести.

— А ты не рассматривала версию, что он, возможно, прав? Что ты слишком остро отреагировала, потому что почувствовала себя обиженной? Летти, ты сама мне говорила, что любишь его. Ты уверена, что хочешь порвать с ним?

— Нет, — призналась откровенно Летти, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Она сморгнула их. — Но это произошло. Я сказала ему этим утром, что отменяю свадьбу. Молли, я не могу выйти замуж за мужчину, который даже не верит мне. Какой брак нас ожидает?

— Ты могла бы научить его верить тебе.

— Я не собираюсь оправдываться ни перед одним мужчиной. Я влюбилась в него и верила ему безгранично. И заслужила такую же любовь и веру в ответ.

— Верно. Но мужчины могут быть немного странными, Летти. Не отворачивайся от этого. Они не могут думать как мы. И все запутывают, когда дело доходит до эмоций.

— Я все понимаю, но это так несправедливо. Молли, я себя так ужасно чувствую. Я на самом деле думала, что Ксавьер — самый подходящий мужчина для меня. Так была уверена в нем.

— Я знаю, — мягко сказала Молли. — Поешь еще пиццы и выпей вина. Сразу почувствуешь себя лучше. Ты, в самом деле, собираешься уехать на этот съезд общества Шелдона Пибоди, к которому тот присоединился в прошлом году?

— Да, собираюсь.

— Не уверена, что это хорошая идея. — Молли терзали серьезные сомнения, что отразилось на ее лице. — Из того немногого, что я слышала об этом Ордене Средневековых Кутил, можно заключить, что тебе они не подходят.

— Ты говоришь это старой скучной Летиции Конрой, доктору философии. Новая легкомысленная Летти собирается расширять свои горизонты все дальше и дальше.

— Все-таки я не уверена, что почувствует доктор Стерлинг, если обнаружит свою драгоценную золотую девочку, которую, как все знают, он готовит к продвижению в должности, веселящуюся в компании, подобной Кутилам. Знаешь ли, Стерлинг волнуется за тебя.

Доктор Эллиот Стерлинг, патрицианского вида мужчина, седовласый и очень уважаемый в академических кругах, был деканом исторического факультета. Он был крайне доволен, когда новая сотрудница, доцент, специализирующаяся на средневековье, начала писать статьи, которые привели к упоминанию исторического факультета Типтонского колледжа в нескольких престижных журналах.

— Стерлинг заметил меня, потому что я опубликовала несколько вещиц в некоторых его любимых изданиях, — заметила Летти. — Ты знаешь, как в старину поговаривали, Молли. В науке — либо публикация, либо смерть. Стерлинг завтра же потеряет интерес к моему продвижению, как только поймет, что я никогда больше не буду публиковаться.

Стерлинг не делал секрета, что доволен Летти, а она была бы наивной, в самом деле, если бы не понимала, что ей выстилают дорожку для быстрого продвижения по службе в колледже. Конечно, если она не запятнает свою репутацию настолько, что вызовет досаду у Стерлинга.

Летти внутренне съежилась при этой мысли. Несмотря ни на что, пока она не сделала ошибку, согласившись на помолвку с Ксавьером Августином, ее академическая карьера играла важнейшую роль в ее жизни. И нельзя было отрицать, что в таком маленьком академическом сообществе, каким являлся Типтонский колледж, все еще работали в определенной мере двойные стандарты, точно так же как в современном мире вообще.

Несомненно, унылая правда заключалась в том, что общественные правила для мужчин все еще отличались от тех же для женщин, в точности как в средние века. Люди могли закрыть глаза на грешки мужского представителя факультета, но точно также могли выразить неодобрение подобному поведению в отношении женщины, члена того же факультета.

За последние восемьсот лет прогресса не наблюдалось, напомнила себе Летти. Как и в средние века, женщине не позволяли присоединиться к академическому факультету, сражаясь в одиночку за должность.

— Я понимаю, что Стерлинг восхищается тобой, потому что ты принесла некоторый престиж кафедре, — страдальчески подтвердила Молли. — Ты не можешь винить его в этом. По большому счету он ничем не отличается от управляющего большой корпорацией, который способствует продвижению сотрудников, потому что они выгодно выставляют его учреждение. Таким путем работает реальный мир, и ты об этом знаешь. Ты не можешь рисковать карьерой ради чего-то.

— Я буду благоразумной, — поклялась Летти.

— Даже Шелдон считает разумным скрывать свои связи с Кутилами. Никто из окружающих на самом деле не знает, что происходит на тех собраниях, на которых он присутствует. Все, что мы слышали, это некоторые слухи, и мне, например, не нравится то, о чем болтают. В сумме речь идет о множестве вечеринок и совместных кутежей.

— И что с этим не так? — вызывающе спросила Летти.

— Это не твое.

— Но не сейчас.

Молли вздохнула.

— Думаю, тебе следует пересмотреть свою идею оторваться, присоединившись к этой толпе. Найди другой способ показать Августину, что ты неподходящий материал для женитьбы.