- И вещи свои забери. Сегодня же.
И он забрал: перелез после ужина через забор в дальнем углу больничного парка, приехал в их общую квартиру, которую им за бесценок сдавали Гулины родственники, и всё увёз. К родителям не понёс, не хотел огорчать. Свалил все вещи в машину, а машину загнал в гараж. Всё выплыло, конечно, как всегда бывает. Отец зачем-то отправился в гараж, где не был до этого полгода или около того, увидел в салоне машины одежду сына и всё сразу понял.
Но это было уже потом, после. А тогда запыхавшийся Паша вернулся заполночь в госпиталь, потайными ходами, известными всем или почти всем пациентам, пробрался в своё отделение и на подступах к палате был остановлен соседом, добродушным весёлым лысым дядькой, который его, пацана, опекал и помог незаметно сбежать из режимного госпиталя, даром что был бывшим разведчиком.
Сосед под локоток увёл его в дальний тихий холл и под сенью монстер и диффенбахий сообщил ему, что Гуля, оказывается, разговаривала с его лечащим врачом. Это слышал ещё один больной. И доктор подробно объяснял ей, какая серьёзная операция предстоит Паше, и как долго тому придётся восстанавливаться, и что велик риск остаться инвалидом. Врач говорил и говорил о том, что Паше будет очень нелегко, и о том, как нужна ему будет поддержка близких. А Гуля, оказывается, слушала его и думала, что пора бросать не оправдавшего возложенных на него надежд, так и не понявшего, какое редкое счастье выпало на его долю в её, Гулином, лице мужа, который вдобавок может в любой момент стать обузой. И бросила.
Паша тогда долго привыкал к одиночеству, и никак не мог поверить, что хорошая девочка Гуля оказалась такой расчётливой и... и не другом оказалась, не тылом... А так... проходным вариантом... Операцию, кстати, ему так и не сделали – вмешался старенький доктор, светило, который начинал оперировать ещё на войне. Качая седой головой над рентгеновскими снимками Паши, он категорично заявил:
- Резать не дам! Ему двадцать три года всего, он с этой болячкой сам справится. - И не дал, прописал гимнастику, силовые упражнения, массаж, плавание и много ещё чего. Паша тогда был бы счастлив, если б не Гуля. А так ему было почти всё равно, хотя доктору он был благодарен, конечно.
Он ещё зачем-то пытался всё склеить, взял на работе путёвки в ведомственный дом отдыха на море и позвал с собой Гулю. Она легко согласилась, хотя они тогда уже не жили вместе больше трёх месяцев.
Но из отдыха ничего не вышло. Вернулись домой они раньше срока уже окончательно чужими людьми. В его жизни бывшая жена ещё появлялась неоднократно. Иногда из этих встреч получались настоящие анекдоты, которые вполне можно рассказывать друзьям под шашлычок и хорошее вино и наслаждаться их дружным хохотом. Но почему-то не хотелось рассказывать, а хотелось забыть, как страшный сон.
Отчего-то Гуля считала его непроходимым тупицей. «Было за что, наверное», - думал он в минуты самобичевания. Так это или нет, но Гуля то заявляла, что хочет шубу, а Паша обязан ей обновку предоставить, бывший муж, всё-таки. То звонила в пять утра, рыдала в трубку и требовала, чтобы он, Рябинин, срочно встал из своей тёплой постели и нашёл её загулявшего бойфренда. А кто должен искать, как не он?! Не чужой же человек!
Но апофеозом Гулиной уверенности в его то ли безграничной тупости, то ли полной оторванности от жизни, стала их встреча через восемь месяцев после возвращения с юга. Тогда Гуля, вздыхая и напустив на себя загадочной грусти, вдруг заявила ему, что беременна и что отцом ребёнка является он, Паша.
Тут Рябинин неожиданно понял, что устал позволять бесконечно делать из себя дурака, и решительно заявил, что их, конечно, связывали отношения, которые теоретически могли бы привести к беременности. Однако ввиду того, что вышеуказанные отношения благополучно завершились более восьми месяцев назад, а последствия этих отношений до сих пор не видны глазу даже под тесным платьицем Гули, он данному ребёнку, если тот вообще существует, конечно, явно никто. Гуля, привыкшая к бесконечному всепрощению и исполнению всех желаний, выслушав эту тираду, страшно разозлилась. Она долго пугала Пашу всеми карами небесными, кричала и бесновалась. Но ему было уже всё равно. Глупый наивный лосёнок исчез, Паши Рябинина не стало, зато на свет появился Павел, которого с тех пор никто почему-то Пашей и не звал, кроме мамы, конечно, несмотря на то, что сам он об этом никого не просил.