К двадцатым числам декабря первый этаж был частично сделан, дедки разъехались на каникулы с клятвенным обещанием вернуться после Рождества и всё закончить к весне. А Павел решил встречать Новый год и Рождество в своём Доме. Он и подумать не мог оставить Дом без праздника. Родители обещали приехать и отец Пётр с матушкой Ольгой и шестью детьми Вот будет веселье! Шум, гам, тарарам! И Дом окончательно оживёт…
Павел улыбнулся своим мыслям и поднялся на второй этаж. У соседей сзади смешная девица в телогрейке и валенках, похоже, всё-таки сорок второго размера, тащила из дома к ёлочке, росшей у беседки, огромную корбку, из которой торчала разноцветная мишура. Эрделька Гера носилась кругами за крупным рыжим котом, который, казалось, ничуть не боялся грозной собачищи, догнала его и повалила в снег. Девица бросила коробку, плюхнулась рядом со зверями, откинулась в сугроб и захохотала. Собака с котом тут же перестали возиться и дружно кинулись на хозяйку. Она смеялась и кидала в зверьё снегом, эрделька звонко лаяла, а кот носился вокруг них, подняв рыжый хвост, отчего-то сильно смахивающий на ёршик для бутылок.
Павел засмеялся было тоже, но тут же устыдился того, что так радостно и увлечённо наблюдает за соседской кучей малой, обозвал себя тайным вуайеристом и занялся делами, от которых его оторвал истошный женский визг. Павел кинулся к окну, выходившему в его двор: визжала какая-то женщина, прижавшаяся спиной к калитке. Фред, стоя на задних лапах, передние поставил незваной гостье на плечи и громко дышал в лицо.
- Это ещё что за дела?! - рявкнул Павел и рванул вниз. Пока он бежал, женщина визжала на одной ноте и как-то удивительно противно.
Павел вылетел во двор, как был, в джинсах и свитере, и заорал:
- Фред! Нельзя! - дрессурой он собаку не изводил, но Федя был псом на редкость сообразительным, речь хозяйскую понимал великолепно и слушался неплохо. Ризеншнауцер выразил крайнее неудовольствие, но всё же подчинился и с явной неохотой встал на четыре лапы. На его бородатой морде застыла обида. Как так, он проявляет чудеса расторопности и служебной выучки, на входе ловит подозрительную тётку, так противно пахнущую такой смесью химических запахов, потом и, как ни странно, мужчиной, что у него, Фреда, аж дыхание спёрло, пока он, дыша в сторону, выполнял свои обязанности, а ему приказано отпустить добычу! Нет, они так не договаривались! У них с хозяином любовь и взаимоуважение. Наверное, он что-то не понял, хозяин. Или наоборот не понял Фред. Может, хозяин сейчас сам запах почует и тётку выгонит взашей?
- Простите, пожалуйста! - тем временем говорил хозяин совершенно невозможные слова. - Он у меня добрый вообще-то, но сегодня не с той ноги встал, похоже. - Фред оскорблённо заворчал, скинул хозяйскую руку с головы и отвернулся. Раз так - пусть хозяин сам с незваной гостьей разбирается. Ишь ты, не с той ноги встал! Хамство какое!
- Здравствуйте, - запела низким голосом тётка, и Фреду стало противно, - вы уж меня простите, пожалуйста. Собачка-то ваша какая сердитая, хотя я сама виновата, зашла без спросу. Увидела, что в доме кто-то есть, и решила зайти спросить, не нужна ли прислуга. Вы ведь один здесь живёте?
- Один, - согласился растерянный Павел, - спасибо, конечно, но я как-то сам справляюсь...
Вот-вот, - подумал Фред, - сами справимся, идите себе, куда шли, и запах свой противный с собой забирайте
- Дом-то у вас какой огромный, как же можно такому молодому человеку да одному? Может, надумаете, я недорого возьму! - не дала Павлу закончить женщина. - Вы же здесь наверняка не целыми днями сидите: работа, дела, любовь, - она заговорщицки подмигнула, и Павлу почему-то стало неприятно. - А я и за домом пригляжу, и поесть приготовлю. Меня, кстати, Алёной Михайловной зовут. Вы не думайте, что я деревня глухая. Я ведь из интеллигенции местной, на телефонной станции работала всю жизнь. Так что вам за меня стыдно перед гостями не будет, не сомневайтесь!
- Не сомневаюсь, Алёна Михайловна! Не сомневаюсь. Спасибо огромное, но я сейчас в отпуске, за домом сам пригляжу. До свидания, спасибо, что зашли! - совершенно обескураженный таким напором Павел попытался потихоньку оттеснить женщину к калитке, но не преуспел в этом. Дамочка уходить не желала. Он ещё несколько раз проникновенно поблагодарил, пару раз пожал крепкую руку, четыре раза извинился и только после этого с трудом выдворил работницу телефонной станции на улицу. Но и тут она буквально повисла на его руке, расписывая свои достоинства.