В ярости он взмахнул ножом. Затрещала разрезаемая ткань, посыпались на пол пуговицы. Стивен бил и бил, превращая розовый кардиган в лохмотья, потом, наклонившись, вонзил сверкающее лезвие в раздутый бок сумки. Нанося удар за ударом, Стивен вспоминал все, что случилось с ним за последние двенадцать часов. Эти едкие, как желчь, воспоминания заставляли его руку с ножом без устали подниматься и опускаться, жгли внутренности словно огнем, комком вставали в горле, мешая дышать. Уже и мышцы на спине начало сводить судорогой, а он все не мог остановиться и все взмахивал ножом, даже не стараясь совладать с охватившим его неистовством. Как она посмела?! Стивен помнил ледяной страх, который охватил его, когда Элли вывезла его вместе с креслом в прихожую, чтобы продемонстрировать приготовленную для него петлю, помнил то бездонное отчаяние, в которое погрузился, когда понял, что женщина, которую он почти любил, ненавидит его настолько глубоко и сильно, что желает ему смерти.
Какая-то дрожь, зародившись в груди, понемногу охватывала все его существо, пока, добравшись до поверхности, не разрешилась слезами. Сейчас его никто не видел, и он мог позволить себе не сдерживать рыданий, сотрясавших его с ног до головы. Продолжая резать и рвать ее вещи, он вспомнил, как Элли впервые заставила его всерьез задуматься о собственной бренности, но постарался как можно скорее отогнать это воспоминание. Это все чушь и ерунда. Просто он разнервничался, вот ему и лезут в голову всякие глупости. Стивен не хотел и не собирался умирать, во всяком случае – не сегодня и не в ближайшее время. Он всегда считал себя человеком с воображением, но не мог представить себе небытие, в которое он может быть ввергнут, да еще по чьей-то злой воле. Как это – его не будет? Невероятно! Ведь ему еще нет и пятидесяти!
Нет, с ним это не произойдет!
И он продолжал рыдать, не вытирая с лица бессильные и злые слезы.
Но постепенно Стивен начал успокаиваться или просто вымотался, устал. Рука отяжелела, мускулы ныли, шея затекла. Хватит, решил он, нужно собраться, сосредоточиться, выпить кофе или воды, чтобы вывести из организма остатки наркотика и вновь обрести ясность мышления. Неплохо было бы поспать пару часов. Тогда он сможет решить, что делать с Элли, как выбраться из этого места, как вернуть себе прежнюю жизнь.
Но прежде чем предпринимать что-либо, Стивен подтащил к двери стул и подпер им ручку так, чтобы ее невозможно было открыть снаружи. Забаррикадировавшись таким образом, он вернулся к кровати и рухнул на покрывала, не выпуская нож из рук. Стивен понимал, что дверь заперта не слишком надежно, но не сомневался: если Элли попытается ее открыть, она непременно наделает шума, и он успеет проснуться. А тогда посмотрим, кто кого… Сейчас он здесь один и может ничего не опасаться. А главное – и эта мысль согрела его как глоток крепкого вина – Элли-Верити тоже не сможет покинуть дом по крайней мере до завтра. Она заперта здесь так же, как и он.
И с этой мыслью Стивен наконец уснул.
День третий
60
Упершись обеими руками в раковину, Стивен подставил голову под кран. Струя ледяной воды обожгла кожу. В голове сразу прояснилось, усталость отступила, и даже шею перестало сводить. Ну, пока хватит… Стивен мечтал о ду́ше, который помог бы ему окончательно прийти в норму, но раздеваться и лезть в кабинку означало бы снова поставить себя в уязвимое положение, а ему не хотелось об этом даже думать.
После того как он забаррикадировался в спальне, адреналин, который поддерживал его в последние несколько часов, очень быстро сошел на нет. Усталость взяла свое, и хотя Стивен не мог бы сказать, сколько он спал (и спал ли вообще), чувствовал он себя значительно бодрее. Ему не помешало отдохнуть даже то, что, стоило ему закрыть глаза, как он начинал слышать голос Элли, которая нашептывала ему на ухо свои нелепые обвинения, а перед его мысленным взором, словно в калейдоскопе, сменяли друг друга лица директора Шумахера, родителей учеников и коллег-преподавателей, глядевших на него с отвращением и ужасом. И, конечно, лицо отца, губы которого кривились в гримасе презрительного разочарования. Напрасно он, ворочаясь с боку на бок, твердил себе, что Элли все равно никто не поверит и что его блестящая карьера и безупречная репутация говорят сами за себя. Успокоение не приходило, а сомнения и страхи вновь поднимали голову, стоило ему только подумать: «А что, если?.. А вдруг?..»