– Чушь собачья! – отмахнулся он. – Ты сама знаешь, мобильник здесь не принимает.
Она попыталась сказать что-то еще, но новый приступ кашля помешал ему расслышать ее слова.
– Что? – переспросил он, наклонившись ниже.
– Глушилка. У меня была глушилка…
Эти слова словно землетрясение опрокинули, разметали все его планы и надежды. А он-то рассчитывал, что этот нелепый фарс вот-вот закончится! Глупец!
Сам того не заметив, он выпустил ее горло и запустил обе руки себе в волосы.
– Когда ты?..
– Я позвонила по 911 перед тем, как выбежать из дома… – Элли снова закашлялась, потом несколько раз с жадностью втянула воздух. – Время. Мне нужно было выиграть…
– Врешь! – выкрикнул Стивен, вновь хватая ее за горло, но решимость его была поколеблена, и он не посмел сдавить ее шею так, чтобы довести дело до конца.
– Н-нет!.. Если ты убьешь меня сейчас, у тебя не будет времени спрятать тело… Тебя обвинят в убийстве… – с трудом проговорила она, но для него эти слова прозвучали как вынесенный судьей смертный приговор.
«Она лжет, – лихорадочно думал он. – Она в отчаянии, вот и хватается за любую возможность. Ну конечно – лжет! Хочет напугать меня, чтобы я ее отпустил. Нельзя позволить ей обвести себя вокруг пальца. Я верну себе свою жизнь, вырву ее из холодеющих пальцев этой… этой… ведьмы с налитыми кровью глазами, которые всегда были голубыми, а теперь вдруг стали зелеными. Ведьма, как есть ведьма! Дьяволица!»
– Время идет, профессор. Тик-так, часики… Ну, что ты решишь?
По ее лицу ничего нельзя было прочесть.
– Я готова умереть, лишь бы ты получил свое! – С этими словами Элли вытянула руки вдоль тела и откинула голову назад, подставляя ему горло. Похоже, ради своей мести она действительно готова была пожертвовать жизнью.
Верил ли он ей? От этого зависели и его репутация, и вся его дальнейшая жизнь. А это еще что за звук? Действительно ли он услышал далекий вой сирен или ему показалось? Стивен наклонился вперед. Шейные хрящи под его пальцами были такими мягкими, такими хрупкими. Одно движение, и…
По дому разнесся протяжный вой ветра в трубе. Когда он затих, Стивен снова услышал далекий, но отчетливый звук полицейских сирен. Звук приближался.
Он посмотрел на Элли, на ее подбородок, по которому сбегала кровь из рассеченной губы.
На мгновение перед его мысленным взором возникло лицо отца.
Потом он увидел Венди, которая, раскачиваясь на краю утеса, протягивала к нему руки.
Стивен понял, что́ он должен сделать.
68
Эти стены знают, что произошло. Они расскажут. Каждая вещь в доме станет уликой. Говорят, правда делает человека свободным.
Как бы не так.
Все начинается со вспышек синего света, который беззвучно пульсирует за стеклами окон. Потом внешний мир вторгается в дом топотом и стуком. Холод врывается в распахнутую дверь и устремляется вверх по лестнице второго этажа. Дом вздрагивает и просыпается.
Голоса заполняют пространство комнат, прогоняя тишину. В нарастающем шуме все отчетливее звучат слова: жертва, не реагирует, Господи Иисусе. Их произносит полицейский с усами как у Берта Рейнольдса. На его груди блестит значок помощника шерифа с именем черными буквами – Д. Х. Уилкокс. Буква «о» процарапана и похожа на второе «с». Уилкскс. Уилл-Кыс-кыс. В его глазах стоит вопрос – он очень хочет поскорей разобраться, что здесь произошло. От него пахнет кофе, да и на усах поблескивает кофейная пенка, между потрескавшимися губами видны желтоватые зубы, которым не помешало бы отбеливание.
Я концентрируюсь на пустяках. На деталях. Только так я могу выжить.
Взявшись рукой за подбородок, Уилкокс разглядывает открывшуюся ему картину, которую, несомненно, редко встретишь в этих спокойных краях. Автомобильная авария, несчастный случай на лесопилке – вот, наверное, и все, с чем ему до сих пор приходилось сталкиваться. Но такое… Подобное могут делать друг с другом дикие звери, да и то где-нибудь в мрачной чащобе, а не в комнатах модернового особняка. То, что здесь произошло, испятнало ковер и стены кровью, насытило воздух тошнотворными запахами.
«В больницу. Срочно». Новые слова прибавляются к тем, что звучали раньше, но они не складываются в предложения и не проясняют ситуацию.
Я чувствую на плечах тяжесть казенного одеяла. Грубая шерсть кусается, царапает кожу, но это даже приятно. Было бы приятно, если бы не запах, поднимающийся от раны на руке. Кровь… От этого запаха меня начинает мутить.
Я пытаюсь что-то сказать, но слова застревают в горле словно обрывки колючей проволоки. Но слова не нужны. Дом сам все расскажет.