Снова и снова Стивен вспоминал то треск ветки в лесу, то какую-то тень, которую Элли заметила из окна кухни, то странные шорохи на чердаке, которые он принял за мышиную возню… Все это были признаки, на которые следовало обратить самое серьезное внимание, а он не обратил. С другой стороны… как? В его все еще наполовину затуманенном мозгу вдруг вспыхнул ослепительный свет; он постепенно бледнел, пока не превратился в далекий желтоватый свет автомобильных фар, который он пару раз заметил в зеркале заднего вида на последнем отрезке дороги. Воображение тут же нарисовало ему и темный, приземистый силуэт неизвестной машины, водитель которой не мог не видеть, как они свернули на частную подъездную дорогу в лесу. Должно быть, тот, кто сидел за рулем этой машины, пробрался в дом, пока они гуляли по берегу (а сделать это было проще простого, поскольку им, убежденным в том, что они здесь одни, даже не пришло в голову запереть дверь), а потом прятался наверху, выжидая, пока ему представится возможность… Возможность сделать что? Привязать его к креслу? А дальше?
Что́ их враг собирался делать дальше, Стивен придумать не мог, поэтому снова обратился к Элли:
– Я знаю, что тебе страшно, но ты сможешь! Возьми нож или еще что-то и развяжи…
Не говоря ни слова, Элли шагнула к нему и выпрямилась во весь рост. Теперь она возвышалась над ним, и ему пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть ее лицо, но его скрывали упавшие вперед волосы. Когда она отвела их рукой, Стивен понял, что выражение ее глаз изменилось. Элли выглядела как чужой, совершенно незнакомый ему человек, которого он никогда не видел.
Наклонившись к нему, Элли заглянула ему прямо в глаза.
– Зачем мне тебя развязывать, если я сама тебя привязала? – спросила она спокойно.
21
Его рот широко открылся, но слов не было. В расширенных темных зрачках видны потрясение, недоверие, испуг. Я делаю резкий выдох, чувствуя, как меня охватывает беспокойство. Оно буквально пульсирует в моих жилах, и я ничего не могу с собой поделать. В последний раз я нервничала так сильно довольно давно – в тот самый первый раз, когда мы встретились в кафе рядом со школой, в которой он преподавал. Он сидел за столом – безупречно одетый, волосы тщательно уложены, над глубоко посаженными синими глазами нависают аккуратные, совершенно прямые брови. По сравнению с ним я выглядела как щенок, едва не утонувший в луже: с одежды течет, намокшие волосы липнут к щекам словно водоросли к прибрежным камням. Крайне непривлекательное зрелище и уж совершенно точно ни капли не соблазнительное. И все-таки я ему чем-то понравилась – понравилась настолько, что он не только попросил у меня номер моего мобильного, но и позвонил пару дней спустя и пригласил в бар, чтобы пропустить по стаканчику и познакомиться поближе.
– В чем дело, Элли? – Кажется, он начинает злиться, но в его голосе слышны и нотки растерянности. – Как ты…
– Я кое-что подмешала в твой бокал. – Я переступаю с ноги на ногу. Теперь меня переполняет нервная энергия, с которой я не знаю что делать. Пока не знаю.
– Когда? Как?
– Ты – не женщина, Стивен, поэтому тебе вряд ли известно, что пить из бокала, который наполняли не у тебя на глазах, следует с осторожностью. А если даже известно, ты редко следуешь этому правилу, потому что ты – не женщина.
– Ты подсыпала мне снотворное? Какой-то наркотик? – Его зрачки становятся еще больше – теперь они напоминают черные обсидиановые блюдца с узкой синей каймой радужки. Такие глаза могли бы быть у кошки, которая, столкнувшись с собакой, впервые в жизни чувствует себя мышью. Впрочем, что-то до него все-таки доходит, медленно, но доходит. Я вижу, как слегка расслабляются его пальцы, сжимающие ледериновые подлокотники кресла. Он ждет объяснений, но больше ничего я ему говорить не собираюсь. Не сейчас. Пусть он сам кое-что поймет… и только если не поймет, придется дать ему подсказку.
Между тем меня не отпускает беспокойство, мурашки бегут по спине, я с трудом сдерживаю нервную дрожь. Как справиться с тревогой, я знаю: сейчас мне нужно как следует пробежаться, и тревогу снимет как рукой. Бег уже давно – наверное, еще с тех пор, когда я была подростком, – стал для меня универсальным защитным механизмом, безотказным способом справляться с неприятностями. Когда под ноги ложится миля за милей, и музыка гремит в наушниках, единственное, о чем получается думать, это о нарастающей тяжести в мускулах и о том, как бы не сбить дыхание. Что касается проблем, то каждый удар подошвы о дорожку размазывает их по асфальту, вбивая все глубже и глубже в землю.