– Как ты думаешь, какое наказание ты заслужил? Как насчет длинного, кривого шрама на щеке? Прощай классическая мужская красота, которая так нравится юным и впечатлительным девочкам. Но с другой стороны… – Я нажимаю на нож сильнее – недостаточно сильно, чтобы проткнуть кожу, но он начинает чувствовать боль, и его кадык нервно дергается, словно указатель ярмарочного силомера, измеряющий глубину его страха. – …С другой стороны, шрам на лице может завоевать тебе их сочувствие.
Я веду нож дальше, спускаюсь по шее и добираюсь до груди. Его панический взгляд, словно мячик, перепрыгивает с моего лица на нож и обратно. Стивен пытается угадать мои намерения, оценить мою решимость, и в то же время боится отвести глаза от ножа, ибо не знает, куда тот двинется дальше.
Лезвие цепляет несколько ниток на его джемпере, и в нем появляется небольшая дырка.
– О черт, извини!
Я улыбаюсь как можно шире. Его грудь трепещет под лезвием, дыхание становится неглубоким и частым, под мышками расплываются темные пятна пота, и от них идет острый луковый запах. Я снова улыбаюсь и опускаю клинок еще ниже, к поясу джинсов. Здесь я мешкаю, несколько раз проводя острием горизонтально, как вдоль какой-то границы. Я знаю, что эта граница пролегает чуть ниже его пупка. Там, под джемпером и джинсами, находится кожа, покрытая мягкими волосками, которые я столько раз целовала. Сейчас я могла бы с легкостью взрезать и шерсть, и хлопок, и кожу, и крепкие мускулы пресса, чтобы уложенные под ними футы и футы кишок скользкой кучей вывалились ему на колени. А может, вместе с ними из его вскрытого чрева вывалятся и кое-какие секреты, испачканные свежей горячей кровью?.. Эта мысль кажется мне весьма соблазнительной, но у меня другой план. И потом, распороть ему живот было бы слишком легко, а он не заслуживает легкой смерти.
Я не отрываясь смотрю на его лицо и гадаю: что, если он может угадывать мои мысли?
Ну и пусть.
Я продолжаю двигаться вниз. Когда нож добирается до его паха, тело Стивена каменеет от нового приступа страха. Лезвие описывает неторопливый круг вокруг мошонки.
– Я могла бы просто отрезать тебе яйца, чтобы ты гарантированно не смог причинить зло ни одной девушке. Может быть, ты и сам бы предпочел такой вариант, а, Стивен? Это ведь лучше, чем предстать перед всеми как совратитель малолетних. Намного лучше. Что скажете, профессор? Что вы выбираете: карьеру или яйца? Яйца или карьеру?
– Ты… спятила…
Нож описывает еще один круг, острый кончик громко скребет по ткани джинсов.
– Ты, наверное, считаешь себя отличным парнем, Стивен, не так ли? Настоящим мужчиной, который хорошо обходится с женщинами – платит за них в ресторанах и… что там еще? Ах да, уступает им место в транспорте! Так вот, дорогой профессор, спешу вас разочаровать: рестораны, дорогие подарки, выпивка и усвоенные вами правила хорошего тона вовсе не делают вас особенным и не дают вам права вести себя как заблагорассудится. Женщины – не игрушки, Стивен. Ты не можешь просто покупать нас в магазине как кукол. То, что ты выслушивал этих несчастных, страдающих девочек и обходился с ними вежливо, вовсе не означает, что они что-то тебе должны. И тем более это не означает, что ты можешь сломать им жизнь и заявить, дескать, они сами виноваты!
– Я никому не ломал жизнь! Ни одной из них я не причинил зла – они тебе так и скажут, если ты у них спросишь. – Стивен быстро облизывает губы и добавляет: – А если я как-то ранил их чувства, я глубоко об этом сожалею.
Опустив голову, я смотрю на нож. Костяшки моих пальцев совсем побелели – с такой силой я сжимаю рукоятку.
– И перестань вести себя так, словно я кого-нибудь убил!
Я вздыхаю и выпрямляюсь во весь рост. Колени слегка побаливают после того, как я столько времени сидела на корточках. Взявшись за спинку кресла, я качу его обратно в гостиную и ставлю на прежнее место. Нож я бросаю на диван – подальше от себя, чтобы избежать соблазна одним махом перерезать ему глотку и остановить этот поток лжи. Тени в комнате сливаются друг с другом, образуя однородный густой мрак, и я включаю электрический свет. В одно мгновение тьма отступает, и гостиную заливает яркий белый свет. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, вижу, что длинные и узкие стеклянные плафоны люстры похожи на нависшую над нашими головами гроздь сосулек. Тьма временно изгнана, но электрический свет кажется слишком холодным, и меня пробирает странная дрожь.