Как Отец дал тебе познание обо Мне, так и Я дам тебе; не сказал: умолю Отца, хотя и это было бы важным доказательством Его могущества и неизреченно великим даром; но: Я дам тебе. Что же даешь Ты, скажи мне? Ключи Неба, чтобы еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех: и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех (Мф. 16, 19). Как же не может дать того, чтобы сесть одесную и ошуюю – Тот, Который говорит: Я дам тебе? Видишь ли, как Христос этими двумя обещаниями возводит Петра к высокому о Нем мнению, как открывает Себя и показывает истинным Сыном Божиим? Он обещает даровать ему то, что собственно принадлежит одному Богу, именно: разрешать грехи, соделать Церковь непоколебимою среди всех волнений и простого рыбаря явить крепчайшим всякого камня, когда восстанет на него вся вселенная. Подобным образом и Бог Отец сказал, беседуя с Иеремиею, что полагает его, как столп медный и как стену (см. Иер. 1, 18); но Иеремия поставлен был для одного народа, а Петр для целой вселенной. Хотелось бы мне спросить тех, которые унижают Сына: какие больше дары – те ли, которые Отец дал Петру, или те, которые дал Сын? Отец даровал Петру откровение о Сыне; Сын же откровенное познание об Отце и о Самом Себе посеял во всей вселенной и простому смертному вручил, давши ему ключи, власть над всем небесным; и он распространил Церковь по всей вселенной и явил ее сильнейшею самого неба. Небо и земля мимоидет, словеса же Моя немимоидут (Мф. 24, 35). Как же меньше Тот, Кто дал такую власть и совершил такие дела? Говоря это, я не отделяю дел Отца от дел Сына: вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть (Ин. 1, 3); но хочу обуздать бесстыдный язык дерзающих унижать Сына.
3. Из всего этого познай власть Христа. Аз тебе глаголю: ты еси Петр; Я созижду Церковь; Я дам ти ключи неба. Тогда, сказав это, запрети им, да никому жерекут, яко Сей есть Христос (см.: Мф. 16, 18–20). Для чего Он запретил? Для того, чтобы, по удалении соблазнителей, по совершении крестного подвига и по окончании всех Его страданий, когда уже некому было препятствовать и вредить вере в Него многих, тогда чисто и твердо напечатлелось в уме слушающих верное о Нем понятие. Могущество Его не так еще очевидно обнаруживалось. Поэтому Он хотел, чтобы апостолы тогда уже начали проповедовать о Нем, когда очевидная истина проповедуемого и сила событий будут подтверждать слова их. Действительно, иное было дело видеть, что Он то чудодействует в Палестине, то подвергается поношениям и гонениям (особенно, когда за чудесами должен был последовать крест), и иное дело видеть, что вся вселенная Ему покланяется и верует в Него и что Он уже не терпит ни одного из тех страданий, которые претерпел. Поэтому-то Он и повелел никому не сказывать. Раз укоренившееся, а потом исторгнутое, трудно уже насадить и удержать во многих; напротив, что однажды принялось и остается на своем месте и ничем не бывает повреждаемо, то легко прозябает и возрастает. Если те, которые видели многие чудеса и слышали столько неизреченных тайн, соблазнились при одном слухе о страданиях, притом не только прочие апостолы, но и верховный из них, Петр, то представь, какому бы соблазну подвергся народ, если бы он знал, что Христос есть Сын Божий, и потом увидел, что Его распинают и оплевывают, между тем не разумел бы сокровенного в этих тайнах, не приняв еще Святого Духа? Если и ученикам Христос говорил: много имам глаголати вам, но не можете носити ныне (Ин. 16, 12), то тем более смутился бы прочий народ, если бы прежде надлежащего времени открыта ему была высочайшая из тайн. Вот почему Он и запретил сказывать! И действительно, как важно было познать полное учение не прежде, чем после этих событий, когда миновали соблазны, познай то из примера верховного апостола. Тот же самый Петр, который после стольких чудес оказался таким слабым, что даже отрекся Иисуса и убоялся простой служанки, – когда совершились уже крестные страдания, когда он увидел ясные доказательства Воскресения и когда ничто уже его не соблазняло и не устрашало, тот же Петр с такою непоколебимостью защищал учение Духа, что, несмотря на все угрожавшие ему опасности и тысячи смертей, сильнее льва устремлялся на народ иудейский. Итак, справедливо запретил Он сказывать прежде креста народу, когда прежде креста опасался все открыть и тем, которые должны быть наставниками. Много имам глаголати вам, говорит Христос, но не можете носити ныне. И действительно, многого они еще не разумели в Его словах, чего прежде креста Он ясно не открыл им; после же Воскресения они поняли некоторые из Его слов. Оттоле начат Иисус сказовати им, яко подобает Ему пострадати (см.: Мф. 16, 21). Оттоле: с которого времени? С того, когда насадил в них учение о Своей Божественности, – когда положил начало обращения языков. Но и тогда они не поняли еще слов Его, – сказано: бе сокровен глагол сей от них (см.: Лк. 18, 34); они все еще оставались как бы в некоем мраке, не зная, что должно Ему воскреснуть. Вот почему Христос и останавливается на этом трудном для них предмете, распространяет Свое слово, чтобы отверзть их ум и дать разуметь, что значат слова Его. Но они не разумеша, но бе глагол сей сокровен от них; они даже боялись спрашивать Его, впрочем, не о том, точно ли умрет Он, но о том, как и каким образом и что значит эта тайна? Они не знали, что такое значит воскреснуть, и считали важнейшим никогда не умирать. Вот почему, при общем смущении и недоумении учеников, пылкий Петр опять один осмеливается продолжить об этом разговор, но и то не при всех, а наедине, то есть устранившись от других учеников; и говорит: милосерд Ты Господи: не имать быти Тебе сие! (Мф. 16, 22) Что это значит? Тот, который удостоился откровения, назван блаженным, так скоро споткнулся и упал так, что побоялся страдания? Но что удивительного, если это случилось с человеком, который не получил о том откровение? Чтобы знать тебе, что он не сам от себя произнес слова (Ты еси Христос Сын Божий), – смотри, как он смущается и недоумевает о том, что ему еще не открыто, и, тысячу раз слыша, не понимает, что говорят ему. Он познал, что Иисус есть Сын Божий; а что такое тайна Креста и Воскресения, – то ему еще не было известно. Сказано: и бе сокровен от них глагол сей. Видишь ли, что Христос справедливо запретил сказывать о том другим? Если сказанное так смутило и тех, кому нужно было это знать, то чего не случилось бы с другими? Но Христос, желая показать, что Он нимало не против собственной воли идет на страдание, даже обличил Петра и назвал сатаною.