“Я парю в пространстве, будто я скрыт в недрах вселенной, в совершенной пустоте и совершенном блаженстве. “Это и есть вечное блаженство, — думал я. — И это невозможно рассказать, так это прекрасно!”
…Сам же я был в Пардес-Римоним, в гранатовом саду, и там происходила свадьба Тифэрет и Малхут (олицетворения Красоты и Царственности — прим. авт.). Еще я был рабби Шимоном бен Иохаи, чей мистический брак праздновали сейчас. Это было именно так, как это изображали каббалисты. Я не могу рассказать, как это было удивительно. Я только твердил себе: “Это гранатовый сад! И здесь, сейчас празднуют соединение Малхут и Тифэрет!” Я не знаю точно, какова была моя роль. Но я чувствовал себя так, как будто я сам и есть — это празднество, и я испытывал блаженство.
Постепенно отзвуки событий в гранатовом саду умолкли во мне. Затем последовало заклание пасхального агнца в празднично украшенном Иерусалиме. Я не в состоянии описать это, но это было прекрасно. Был свет, и были ангелы. И я сам был Agnus Dei.
Затем и это исчезло, и явился новый образ, последнее видение. Я дошел до конца широкой долины и оказался перед цепью покатых холмов. Все вместе это составляло античный амфитеатр. Он чудесно смотрелся на фоне зеленого пейзажа. И здесь, в этом театре, праздновали иерогамос. Танцовщицы и танцовщики выходили на помост, и на убранном цветами ложе представляли священный брак Зевса и Геры, как это описано в “Илиаде” (57, с.291).
Самость: предвечный младенец в предвечные времена
Процесс индивидуации является, в сущности, бесконечным. Его природу выражает не прямая линия, а, скорее, спираль, вечно наматывающая свои витки, сплетающие сознание с бессознательным. Архетип Самости, воплощающий представления о психической целостности и полноте, соотносится с образами, символизирующими процесс развития и трансформации, — такими, как Путь (Дао), Золотой Цветок, Божественный Младенец, Бог (Христос, Митра, Будда, Брахма), Философский Камень и т.п. Эти символы объединяют в себе идеи и свойства универсума гармонии, бесконечности, вечности, святости и красоты.
В сновидениях Юнга приближение к Самости выражалось символом иерогамоса, священного брака, божественной сизигии. Достаточно часто образ Самости также воплощает дитя такого брака — чудесный младенец, наделенный качествами непобедимого героя и мудреца. В мифологии часто встречаются боги-младенцы — Аполлон, Гермес, Дионис, Геракл совершили свои первые подвиги, когда еще лежали в колыбели.
Данный архетип в силу своей потенциальности составляющей его внутреннюю сущность, в сновидениях часто символизируется образом ребенка, божественного младенца. Вот описание Самости в работе “Психология архетипа ребенка”: “Он (ребенок, символизирующий Самость — прим. авт.) персонифицирует жизненную мощь, которая имеется вне ограниченного объема сознания, те пути и возможности, о которых сознание в своей односторонности ничего не ведает, и целостность, которая включает глубины природы. Он представляет собой сильнейший и неизбежный порыв всякого существа, а именно порыв к самоосуществлению. Он — внутренее веление, невозможность поступить иначе, оснащенное всеми естественными силами инстинкта, в то время как сознание постоянно плутает в мнимости, будто оно может поступать так, как хочет. Порыв и непреложность самоосуществления — естественная закономерность, и поэтому она обладает непреодолимой силой, даже если поначалу ее действие неприметно и неправдоподобно” (67, с.65).
Образ ребенка символизирует потенциальность, возможности развития, в снах ребенок может соединять в себе бессознательно-хтонические и солярные, сознательные черты и свойства. “Зачастую ребенок принимает вид как бы в подражание христианскому образцу, но значительно чаще он ведет свое происхождение из нехристианских праступеней, а именно, от животных, обитающих в преисподней (таких, как крокодилы, драконы, змеи), или от обезьян. Нередко ребенок появляется в цветочных чашечках, или из золотого яйца, или же в виде сердцевины мандалы. В сновидениях он является по большей части как сын или дочь, как мальчик, подросток или юная девушка, иногда он имеет экзотическое происхождение (китайское, индийское, с темным цветом кожи) или даже космическое (под звездами или окруженный ореолом звезд, как сын короля или как дитя ведьмы с демоническими атрибутами) Иногда встречается особый случай манифестации этого же мотива как “трудно достижимой драгоценности”. Тогда мотив ребенка чрезвычайно изменчив и принимает все, какие только можно формы, например, драгоценного камня, жемчужины, цветка, сосуда, золотого яйца, четверицы, золотого шара и т.д.” (67, с.57).