Таковы средства, примененные Англией, и таковы достигнутые результаты. Эти последние относятся, конечно, к современной эпохе, когда протекционизм в Англии не существует, когда фритредеры выставляют Англию образцом свободной торговли. Но и они не могут отрицать и не отрицают того, что промышленное развитие достигнуто Англией в эпоху протекционизма1, а не в период последних пятидесяти лет, когда в Англии применены идеи свободной торговли. Для Англии, где промышленность развилась в эпоху протекционизма, ныне праздным покажется вопрос: была ли бы Англия той промышленной страной, какова она ныне, если бы не действовала сперва под руководством сознательного протекционизма, а для нас, и вообще для стран с еще не развитой промышленной деятельностью, вопрос такого рода столь естествен, что невольно представляется уму и решается категорически не только по соображению обстоятельств дела, предшествовавших английскому протекционизму, но и примеров иных стран, долго не державшихся начал протекционизма по отношению к множеству товаров, производство которых не развилось в этих странах. Так, в Северо-Американских Соединенных Штатах, пока не стали покровительствовать мануфактурам, хлопок вывозили сырьем и получали хлопковые ткани. То же замечается на наших глазах в Австралии, которая ввела свой покровительственный тариф именно для того, чтобы развить многие производства внутри своей страны. Противники протекционизма обыкновенно выставляют, что промышленное развитие Англии ведет свое начало от судьбы и гения ее народа, что он одарен промышленными силами и средствами и что в этом должно искать ключ к пониманию промышленного развития Англии. Но в Новой Голландии и Канаде живут те же англичане с их промышленным гением, отчего же они-то для развития своей внутренней производительности тотчас прибегли к покровительственно таможенной политике, лишь только получили столько самостоятельности, что могли защищаться тарифом даже от своей метрополии? Очевидно, что причину этого должно искать в том, что жители Новой Голландии и Канады, как англичане, помнят и правильно понимают экономическую историю своей материнской страны, получившей промышленную жизнь именно в покровительственный период ее истории. Северо-Американские Соединенные Штаты, и Канада, и Новая Голландия, и всякая иная страна будут иметь время перейти к свободной торговле, если она им будет выгодной, когда успеют столетней практикой развить свою внутреннюю производительность, как успела Англия в эпоху, начатую давно и кончившуюся с введением свободной торговли в середине текущего столетия.
Но отчего же Англия сменила свою протекционную систему, если она ей была так выгодна? Ведь при ней развитие и рост возможны, торговля с иностранцами английскими продуктами росла, и при протекционизме, кажется, можно было бы довольствоваться одним тем, что началось в первую четверть этого столетия, а именно свободным ввозом сырья, надобного мануфактурам и другим переделывающим промышленностям? Только тогда, по моему мнению, можно правильно понять отношение протекционизма к фритредерству, когда получится ответ на эти вопросы. Постараемся же дать их с некоторою определенностью.
Основной причиной замены, притом довольно постепенной, протекционизма свободной торговлей в Англии, несомненно, служит тот же самый расчет и такое же соображение о благе своего государства, какие служили поводом к введению протекционизма. Как благо страны может требовать начала оборонительной войны и ее ведения, но то же благо страны заставляет потом, особенно когда цель войны уже достигнута, горячо требовать и искать мира, так интересы государства могут требовать и искать протекционизма или обороны внутренней производительности против давления внешней, но когда цель достигнута, наибольшее благо страны может отвечать условиям свободной торговли. Так случилось в Англии. Цель была достигнута, английская промышленная деятельность развилась, ее торговый флот и ее торговые фактории охватили весь мир в возможной мере, и, что всего важнее, Англии было выгоднее, начиная с личного примера, заставлять держаться принципов свободной торговли. Ее ораторы прямо говорили это. Гускиссон еще в 20-х годах, требуя для Англии свободной торговли, сказал ясно2: «Говорю вам не под влиянием теории… начала свободной торговли вытекают из опыта… Наше богатство и промышленность призывают нас к свободным сношениям с другими странами… Действуя таким образом, я убежден, что действую для блага и пользы моего отечества». И все это правда. Для Англии было своевременно и выгодно в середине сего столетия обратиться к свободной торговле.
Перечислим главные соображения, которые сознавались англичанами, требовавшими свободной торговли, и оправдывались на деле:
1) Высшее развитие промышленности отвечало уже в середине сего столетия, как отвечает и поныне, машинному производству, а главные виды машин созданы Англией, в ней производились и производятся; постороннее соперничество здесь не страшно для Англии, потому что другим странам сперва надо достичь того, что уже было и есть в Англии.
2) Первейшими двигателями промышленности служат торговля и мореходство, а в том и другом Англия уже заняла в середине столетия первое место, чему помогли ей навигационный акт, владение колониями во всех частях света и островной характер самой метрополии. Притом в военно-морском отношении Англия — сильнейшая держава. Какого же торгового соперничества ей было страшиться?
3) Каменный уголь стал уже в 50-х годах спутником и условием всякого промышленного развития, а Англия обладала богатейшими из известных тогда в Европе залежей каменного угля, она уже снабжала им многие другие страны, и следовательно, у нее в руках был еще один из ключей промышленного развития многих стран Европы.
4) Промышленность и торговля для своего современного развития требуют накопленных капиталов, а их в Англии за период протекционизма накопилось много, потому что все главные виды английской промышленности (каменноугольная, железная, кораблестроительная, мануфактурная, содовая и т. п.) относятся к числу капиталистических, могущих достигать тем крупнейшего роста, чем больший капитал вкладывался в предприятие. Следовательно, Англия могла надеяться своими капиталами или давить зачатки промышленности в других странах, или участвовать в могущих быть барышах промышленных предприятий других стран. Что касается до Франции и Германии как крупнейших после Англии промышленных государств, то они не могли быть страшными для Англии промышленными соперниками, как и другие страны Европы, за исключением России, потому что естественные их условия менее английских благоприятствуют силе современного промышленного роста. Возможность промышленного и политического соперничества России всегда составляла предмет английских забот, ради того и была начата Крымская война, но тут у Англии оказались совсем неожиданные союзники в виде поклонников свободной торговли, внушивших в эпоху крупных расходов на постройку железных дорог, что выгоднее всего их снабдить иностранным капиталом и продуктами иностранной промышленности. Это, быть может, избавило Россию и Англию от новой Крымской войны, но послужило к тому, что русская промышленность не развилась в той мере, в которой она могла бы иметь серьезное значение во всемирном промышленном соперничестве. Оставались и остаются поныне одни североамериканцы. Они, как дети той же Англии, дальновидно не пошли на удочку свободной торговли. Но в 50-х годах их соперничество, проявившееся с особой силой после внутренней войны 60-х годов, было еще не ясно для Англии, которая в своем промышленном развитии ныне только и страшится Северо-Американских Соединенных Штатов. Там и угля много, и моря много, и климат благоприятнее французского, и народу теперь более пятидесяти миллионов, и капиталов много, и протекционизм в силе, и все это растет, — есть о чем подумать англичанину.