Нейшлотское кошмарное сидение, продолжавшееся два с половиной года, осталось для него в прошлом.
В состав штаба князя входил и без пяти минут подпоручик Иван Петрович Липранди (1790–1880), впоследствии приятель Александра Пушкина, важный военный агент, генерал-майор и историк. В воспоминаниях И. П. Липранди, славящихся своей точностью, есть страница, где описаны оригинальные штабные обязанности «Нейшлотского гарнизонного батальона поручика графа Фёдора Ивановича Толстого (известного под названием Американца)» и поведано о характере отношений между ним и князем М. П. Долгоруковым:
«Князь знал его издавна и был с ним, как с старым товарищем, любил слушать его рассказы, мастерски излагаемые, и не иначе называл его, как дядей Федей, или Фёдором. Он заведывал походным хозяйством и за столом разливал суп, делал, для личного употребления князя, конверты (тогда не было ещё клеенных) и т. п., и сберегался для отчаянных предприятий»[322].
Иными словами, генерал-майор М. П. Долгоруков, выручая гонимого поручика, придумал для него натуральную синекуру, не подвластную установлениям «ефрейторства»; синекуру, которая к тому же учитывала общеизвестные гастрономические склонности Фёдора Толстого. С другой стороны. Американцу, помимо супов и конвертов, доверялись самые рискованные, мало кому посильные дела, и лучшего применения на войне амбициозному и «внеуставному», рвущемуся в бой графу Фёдору быть, вероятно, попросту не могло.
Так что в 1808 году среди финских скал произошёл редчайший случай: Толстому крупно, неслыханно повезло с начальником. Забегая вперёд скажем, что наш герой пронёс благодарную память о благодетельном князе Михаиле Петровиче Долгорукове через всю жизнь.
Служба поручика Фёдора Толстого под началом храбрейшего князя Долгорукова, «в высшей степени любимого войском», была, к великому сожалению графа, очень недолгой.
Уже 15 октября 1808 года произошло «несчастное» (по определению И. П. Липранди) дело при Иденсальме, где шведы сосредоточили значительные силы и заняли весьма крепкую позицию. Чтобы не дать отступающему за пролив неприятелю «времени разобрать мост, — пишет И. П. Липранди, — князь поручил адъютанту своему графу Толстому с несколькими казаками броситься за шведскими драгунами и завязать с ними перестрелку»[323].
А позже, когда после удачной вылазки Американца русские войска перешли в наступление, случилось самое ужасное.
Спешившись, пошёл со всеми в атаку и сам командир князь Михаил Долгоруков. Рядом с ним к только что завоёванному мосту двигались двое: Иван Липранди («с планом позиции в руках») и граф Фёдор Толстой («с огромной пенковой трубкой»), Тот, кто нёс карту, запомнил происшедшее в мельчайших подробностях:
«Князь был в сюртуке нараспашку, под ним надет был, тогда почти у всех в употреблении, шпензер, то есть мундир без фалд. На шее Георгиевский крест, сабля под сюртуком. В правой руке он держал на коротеньком чубуке трубку, в левой маленькую зрительную трубу. День был прекрасный, осенний. Шли под гору довольно скоро, князь по самой оконечности левой стороны дороги; ядра были выпускаемы довольно часто.
Вдруг мы услышали удар ядра и в то же мгновение увидели князя, упавшего в яму (из которой выбирали глину) около дороги. Граф Толстой и я мгновенно бросились за ним <…>. Фуражки и чубука уже не было; зрительная труба была стиснута в левой руке. Князь лежал на спине. Прекрасное лицо его не изменилось. Трёхфунтовое ядро ударило его в локоть правой руки и пронизало его стан. Он был бездыханен. Граф и я приподняли голову…»[324]
(Шведы между тем, писал впоследствии находившийся на поле боя «в резерве» офицер лейб-гвардии Егерского батальона К. Н. Батюшков, были «прогнаны с великим уроном»[325]. Кстати, Фёдор Толстой и Константин Батюшков крепко подружились в дни войны в Финляндии. Ни на кого не похожий Американец произвёл столь сильное впечатление на поэта, что последний однажды назвал графа «удивительным человеком, которого Дидерот, Пиголебрен и Ритиф де ла Бретоне сочинили в часы философического исступления»[326].)
«Вечером <…> мы нашли князя на том самом столе, на котором обедывали, в распоряжении медиков, бальзамировавших его, — заключает свою повесть И. П. Липранди. — Здесь только я мог обмыться от крови, но граф Толстой решительно сказал, что не будет смывать её, пока сама не исчезнет, и взял себе шпензер князя»[327].
323
Там же. С. 12, 16. «Мост при Иденсальме, — удачно заметил современный автор, — конечно, не поставишь рядом с Аркольским мостом, по которому молодой Бонапарт повёл свою дрогнувшую было пехоту прямо на австрийские пушки — но всё же эта атака десятка казаков и одного графа на отряд драгун тоже чего-то стоит…» (Поликовский. С. 70).
325
Батюшков К. Н. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 80 (письмо Н. И. Гнедичу от 1 ноября 1808 года).
326
Там же. С. 326 (письмо П. А. Вяземскому, написанное во второй половине марта 1815 года).