«Обе стороны решились лечь на месте, — вспоминал артиллерийский офицер Н. Любенков, — изломанные ружья не останавливали, бились прикладами, тесаками…»[443]
И только около 15.00 неприятелю удалось-таки окончательно овладеть разрушенным люнетом. Оборонявшие батарею воины, «покрытые потом и порохом, обрызганные кровью и мозгом человеческим, не могли долее противиться и защищать люнет. Но мысль о личной сдаче далеко была от них! Почти все приняли честною смерть и легли костьми там, где стояли»[444].
К тому часу Курганная высота представляла собой «зрелище, превосходившее по ужасу всё, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений — всё это исчезло под искусственным холмом из мёртвых и умирающих, средняя высота которого равнялась 6–8 человекам, наваленным друг на друга»[445].
«Итог взятия Большого редута высоко оценён самим неприятелем, — читаем в новейшем исследовании Л. Л. Ивченко. — Так, утешая А. Коленкура, брат которого „остался в редуте“, Наполеон произнёс в его адрес следующие слова: „Он умер смертью храбрых, решив исход сражения“. Если же подойти к оценке этого события, отрешившись от драматических эффектов, то следует признать, что очередной „частный успех“ реально мало что давал противнику»[446].
Когда стали считать раны и товарищей, выяснилось: 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н. Н. Раевского, которому «нечем уже было действовать», потерял в этой исполинской сече 3250 человек убитыми и пропавшими без вести и 2790 ранеными[447]. А в Ладожском полку было убито и пропало без вести 196 человек, ранено же — 215[448].
Пролил кровь 26 августа 1812 года и подполковник Фёдор Толстой: граф был «ранен в левую ногу пулею навылет»[449]. «Он был сильно ранен в ногу», — уточнил впоследствии Денис Давыдов[450]. В какой из моментов баталии это случилось, нам неизвестно. Видимо, неприятельская пуля достаточно долго искала его: ведь Американец, как сказано выше, ходил в штыки «неоднократно».
Нет никаких сведений и о том, как ему удалось выбраться из «ада» и оказаться в тылу, на крестьянской подводе, предназначенной для раненых. Велик русский Бог: возможно, граф Толстой ухитрился доковылять сам; или его спасли мужики (те самые снующие взад-вперёд ополченцы с носилками); или офицеру подставил плечо кто-то из оказавшихся рядом воинов с «солдатским ранцем».
А вечером, когда побоище завершилось, раненого Американца увидел в похожем на огромный походный лазарет Можайске начальник штаба 1-й Западной армии генерал-майор А. П. Ермолов. Этот эпизод был описан Денисом Давыдовым с натуралистическими подробностями: «Ермолов, проезжая после сражения мимо раненых, коих везли в большом числе на подводах, услышал знакомый голос и своё имя. Обернувшись, он в груде раненых с трудом мог узнать графа Толстого, который, желая убедить его в полученной им ране, сорвал бинт с ноги, откуда струями потекла кровь»[451].
Так он — театрально, в духе античных трагедий — воззвал к справедливости сильных мира сего.
Потом графа Фёдора эвакуировали из Можайска (возможно, через обречённую Москву). При выезде из города, 28 августа, произошла ещё одна встреча нашего героя с Иваном Петровичем Липранди, который по прошествии лет вспоминал: «…До рассвета, отправляясь с квартирьерами к Крымскому Броду и обгоняя бесчисленные обозы, я услышал из одного экипажа голос графа, звавшего к себе шедшего в некотором расстоянии от него своего человека. Я подъехал. Граф был ранен в ногу и предложил мне мадеры; я кое-как выпроводил его из ряда повозок, и мы расстались»[452].
Американец на ходу навёрстывал упущенное: ведь 26-го числа ему, право, было некогда опорожнить бутылку.
Мадера возвращала подполковнику Фёдору Толстому силы, врачевала его.
Наполеону не удалось решить судьбу кампании в генеральной схватке при Бородине.
Русские устояли, не дали разбить себя — и, отступив, на марше могли позволить себе глоток всемогущего вина.
Их бескомпромиссная партия с корсиканцем «на роковой шахматной доске» (Ф. Н. Глинка) была отложена в сложнейшей позиции, с обоюдными шансами на выигрыш.
Соперников ждало долгое, изобилующее всяческими комбинациями, ловушками и жертвами, доигрывание.