Мюнхенцы оказались (до известной степени) более серьезными в этом вопросе. Здешний Deutscher Künstler-Verband уже угостил нас своей первой выставкой. Выставка была обещана, и мы ее получили. Сколько до нее было разговоров, споров, почти скандалов! Членов записалось, как говорят, несколько сот. Был выпущен многообещающий и громогласный циркуляр (общий) и другой — «к публике», в частности (последний даже на красной бумаге и в стиле революционной прокламации с пестрящим жирным шрифтом и тучей восклицательных знаков).
Но гора родила мышь. «По недостатку места» на выставку попал самый жалкий процент членов. А главное «молодежь» почти отсутствовала, что не вполне благоприятно возмещалось несколькими художниками с именами и даже с профессорскими титулами. Но выставка явилась все же мюнхенским продуктом, берлинцев все-таки «подсидели», и… наша критика восхитилась. Бранили только одного молодого художника. Но ведь недаром же только один он и был интересен.
Разумеется, ни для кого не новость, что на выставке без жюри должно быть много негодного и даже больше всего — негодного. Но плохое плохому рознь. Если это «плохое» почти без исключения заключено в готовую форму, выражено весьма умелой техникой, если оно свидетельствует о необыкновенной внешней зрелости и о безусловной внутренней пустоте, то делается грустно, страшно, мучительно.
В силу различных причин эта внешняя «готовность» ни к чему не нужной формы стала бичом мюнхенского искусства. Надо «уметь» — вот к чему только и стремится молодой художник. Недавно я был приглашен осмотреть графическую выставку, устроенную в мастерской несколькими совсем «молодыми». И вот, не успел я войти на эту внешне мило устроенную выставку, как был подавлен со всех стен и столов кричащими, навязчивыми, готовыми, утонченно-трафаретными формами, за которыми не было ничего. Это похоже на веселую, светлую гостиную, в которой ждешь встретить интересных, нужных людей и в которой нет ни одного живого человека, а только отлично сделанные, отлично одетые восковые куклы. Делается страшно, как в кошмаре. Прежде всего хочется уйти.
Нигде не создана с такой последовательностью, с такой добросовестностью страшная карикатура искусства, как в Германии. Немецкий народ (конечно, только в лучшей своей части сильный духом и глубиной его) не может, по самой своей природе, искать только формы, только выражения для неясного ему будущего содержания. Другие нации, гораздо более одаренные именно с формальной стороны, вовсе не теряют всякую почву из-под ног, когда общие условия культуры заглушают и, по-видимости, изгоняют дух из жизни. Немцы же в такой преимущественно формальный период сейчас же оказываются не у дел. Им не остается ничего, как идти на чужих помочах. Остается талант, но без почвы, остается сила, но без материала, остается стремление, но без цели. Делается темно и страшно.
Однако там и здесь наступает сознание внутренней растерянности и искание лекарства. Человек склонен принимать результат за причину и потому зачастую именно на результат и обрушивается. Так происходит и в данном случае. Оказалось, что в бездушности немецкого искусства виноваты не те, кто вынул душу из нашей жизни, т. е. сами же немцы по преимуществу, а те, за кого они ухватились в своей беспомощности, т. е. французы. Эта странная логика пошла дальше и легко привела к выводу: стоит отвернуться от французов, и немецкое искусство возродится. Вот главный корень нынешнего патриотизма и некрасиво-наивных мер, предпринимаемых уже двумя художественными обществами против иностранцев.
Я упоминал уже о подобных попытках здешних «безжюрийных», которые прежде всего оградили себя от членов-не немцев[19].
На том же и даже более ярком, не допускающем никаких поблажек принципе построено и общество художников «Werdandi»{110}, основанное уже два года назад. В предисловии к каталогу, после критики французских стремлений и французского «декаданса», немецкие художники приглашаются… «назад». Так и сказано: «So rufen wir zurück»[20].
19
И сейчас их циркуляр «к публике» на красной бумажке так и трещит кваснопатриотическими воззваниями со многими восклицательными знаками. Но другой циркуляр (обращенный, так сказать, ко всем — на белой бумажке) пытается несколько смягчить этот поистине дикий принцип анти-интернациональности, а именно указывается, что по последнему постановлению и иностранцы допускаются в члены общества, но 1) если они уже давно живут в Германии и 2) если они намереваются принять немецкое подданство. И затем добавлено, что такие иностранцы и к первой выставке были допущены и даже без предварительного испытания их знаний и умения! Трогательно, до чего может дойти принцип справедливости: мы — безжюрийное общество, и вот, хотя ты и иностранец, но все же мы и тебя допускаем без жюри! Наконец, в этом же циркуляре довольно неясно намекается, что к майской, второй и теперь уже большой, выставке будут сделаны еще какие-то льготы иностранцам… Но женщинам пощады нет. На недавно расклеенных афишах (конечно, красных) того же общества, которыми приглашаются все художники для совместной выработки правил майской выставки, внизу мелко напечатано: «Так как дамы не могут быть членами общества, то это приглашение к ним и не относится!» Коротко и безусловно ясно. (