У художника должно что-нибудь быть, что ему надо сказать, так как не овладение формою есть его задача, но приноровление этой формы к содержанию[79]{314}.
Художник вовсе не какой-то особенный баловень судьбы. У него нет права жить без обязанностей, его работа трудна и часто становится для него крестом. Он должен знать, что каждый его поступок, каждое чувство, мысль образуют неосязаемый тончайший материал, из которого возникают его творения и что он потому если и свободен, то не в жизни, а только в искусстве.
Отсюда уже само собой является, что художник трижды ответствен по сравнению с нехудожником: во-первых, он должен вернуть обратно данный ему талант; во-вторых, его поступки, мысли, чувства образуют, так же как и у всякого человека, духовную атмосферу и так, что они могут либо просветить, либо отравить ее, в-третьих, эти поступки, мысли, чувства есть материал для его творений, которые вторично воздействуют на духовную атмосферу. Он не только в том смысле «король», как называет его Sâr Peladan{315}, что велика власть его, но и в том, что велика его и обязанность.
Если художник есть жрец «Прекрасного», то это Прекрасное тоже ищется только при помощи того же принципа внутренней ценности, который встречали мы повсюду. Это «прекрасное» ищется так же только при масштабе внутренней великости и необходимости{316}, который нам не изменил во всем пути до сих пор.
То прекрасно, что соответствует внутренней душевной необходимости. То прекрасно — что внутренне прекрасно[80]{317}.
Один из первых борцов, один из первых душевных композиторов в искусстве нынешнего дня, из которых уже вырастает искусство завтрашнего дня, М. Метерлинк говорит: «Нет ничего на земле, что больше жаждет прекрасного и что само легче становится прекрасным, как душа… Потому-то так немногие души не подчиняются господству души, отдавшейся красоте»[81]{318}.
А это свойство души есть масло, которое облегчает медленное, едва видимое, временами внешне застревающее, но неизменно-постоянное движение духовного треугольника вперед и вверх.
[Приложения к работе «О духовном в искусстве»]{319}
Приложение № 1
Приложение № 1 (ср. примеч. 1 к нашему изданию русской версии 1910 г.). Заглавие книги и оглавление в немецких изданиях (П).
О ДУХОВНОМ В ИСКУССТВЕ,
и особенно в живописи
Памяти Елизаветы Тихеевой{320}
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие к первому изданию
Предисловие ко второму изданию
А. Общее
I. Введение
II. Движение
III. Духовный поворот
IV. Пирамида
Б. Живопись
V. Действие краски
VI. Язык форм и красок
VII. Теория
VIII. Произведение искусства и художник
Заключение
Приложение № 2
Приложение № 2 (ср. примеч. 2 к нашему изданию русской версии 1910 г.). Предисловие ко второму немецкому изданию Пипера.
Эта небольшая книга была написана в 1910 году{321}. До выхода в свет в январе 1912 года первого издания я успел включить в него мои дальнейшие опыты. С тех пор прошло еще полгода, и мне сегодня открылся более свободный, более широкий горизонт{322}. После зрелого размышления я отказался от дополнений, так как они только неравномерно уточнили бы некоторые части{323}. Я решил присоединить этот новый материал к накопляемым уже в течение нескольких лет тщательным наблюдениям и опытам, которые со временем, возможно, составят естественное продолжение этой книги в качестве отдельных частей некоего «Учения о гармонии в живописи»{324}. Таким образом, построение данного сочинения во втором издании, которое должно было выйти в свет вскоре вслед за первым, осталось почти без изменений. Фрагментом дальнейшего развития (или дополнения) является моя статья «К вопросу о форме» в «Синем всаднике»{325}.
Кандинский
Мюнхен, апрель 1912
79
Наверное ясно, что здесь речь идет о воспитании души, а не о необходимости насильно втискивать в каждую вещь сознательное содержание или насильно одевать в художественные одежды это придуманное содержание! В этих случаях ничего бы не возникло, кроме бездушной головной вещи. Уже и выше было сказано: полно тайны рождение художественного творения. Нет, если жива душа художника, то и нет надобности поддерживать ее, помогать ей головной работой и теориями. Она сама найдет, что ей сказать, хотя бы и самому художнику в минуту творчества это «что» было вполне неясно. Внутренний голос души подскажет ему также, какая форма ему нужна и где ее добыть (внешняя или внутренняя «природа»). Всякий художник, работающий, как это говорится, по чувству, знает, как внезапно и для него самого неожиданно ему становится противной придуманная им форма и как «как бы сама собою» на место этой отброшенной становится другая, верная. Бёклин говорит, что настоящее художественное произведение есть как бы импровизация, значит расчет, построение, предварительная компоновка не может быть ничем иным, как ступенями, по которым достигается цель, которая и для самого художника может быть неожиданной. (
80
Под этим прекрасным разумеется не внешняя или даже внутренняя ходячая мораль, а все то, что и в самой неосязаемой форме утончает и обогащает душу. А поэтому в живописи, например, внутренне прекрасна всякая краска, потому что всякая краска родит душевную вибрацию, а всякая вибрация обогащает душу. А потому, наконец, внутренне прекрасно может быть все, что внешне «безобразно». Так в искусстве, так и в жизни. И потому в жизни нет ничего безобразного в своем внутреннем результате, т. е. воздействии на душу другого. (
81
Von der inneren Schönheit, стр. 187 (К. Robert Langewiesche Verlag Düsseldorf u. Leipzig). (