Семейная жизнь также текла ровно. Эдит занимается детьми. В 1929 г. в семье Толкинов случилось прибавление — родилась дочь Присцилла. У отца семейства вошло в обычай написание для детей забавных рождественских открыток с собственными рисунками. (В 1976 г. они были изданы под названием «Письма Санта Клауса».) А сказок, рассказанных перед сном, было не счесть. Но дети росли. Джон стал священником, Майкл и Кристофер служили в Королевских Военно-Воздушных Силах. Присцилла избрала профессию патронажной сестры. Семья спокойно жила в Хэдингтоне, северном пригороде Оксфорда.
Картины и видения Среднеземья постепенно обретали целостность. Толкин оказался на пороге огромного мира со своей историей и географией, с языками, на которых говорят его обитатели, с собственной мифологией и законами существования. После опубликования «Властелина Колец» Толкин получал немало писем с просьбой рассказать о том, как создавалось Среднеземье. Профессор отвечает подробно и обстоятельно: эта тема очень важна для него. Впервые он обращается к ней в эссе «О волшебных историях», опубликованном в 1937 г. В этой работе Толкин говорит о сотворчестве художника Создателю, о том, что «вторичный мир» художественного творчества является (должен быть) отображением Истины, существующей в реальном (созданном Творцом) мире.
«Миф и волшебная история должны, как и все искусства, отражать и содержать в растворенном виде элементы моральной и религиозной истины (или заблуждения), но не явно, не в известной форме первичного «реального» мира… — пишет он М. Уолдмэну (1951 г.), а затем переходит к рассказу о том, какими должны были бы быть книги о Среднеземье.
«Может быть, это и покажется смешным, но однажды (мой пыл с тех пор давно угас) мне пришло в голову создать некую систему взаимосвязанных легенд в диапазоне от масштабов грандиозных, космогонических, до романтической волшебной сказки. Великие предания, «опускаясь на землю», порождали бы малые и опирались на них, малые, в свою очередь, черпали бы величие из высокого надмирного… Эта большая волшебная история была бы «высокой», совершенно свободной от грубости, вульгарности, грязи, она адресовалась бы к более взрослому сознанию страны, давно впавшей в инфантилизм. Я хотел бы четко прорисовать некоторые из больших историй, а другие оставить лишь в виде набросков. Циклы должны были бы соединяться в величественное целое и вместе с тем оставлять простор для других голов и рук, владеющих красками, музыкой, драмой…
Конечно, такое самонадеянное намерение вызрело не вдруг. Дело было в самих историях. Они появлялись в моем сознании как «данные», и по мере того как они приходили, росли и устанавливались связи между ними. Это была увлекательнейшая, всепоглощающая (хотя и постоянно прерываемая [лингвистикой]) работа. Меня никогда не покидало ощущение, что я не столько пишу, «сочиняю», сколько записываю то, что уже происходило однажды где-то там».
Путь в Среднеземье открыт пока только Профессору, но он непременно должен рассказать о нем другим. «У меня есть дело, которое мне интересно и которое соответствует склонностям (возможно, бесполезным) моей натуры. Без всякого тщеславия или преувеличения значимости этого дела для судеб мира, для меня оно — важнее всего на свете. Конечно, есть много куда более важных дел, но ко мне это не имеет прямого отношения, — пишет он одному из ближайших друзей К. С. Льюису (1948 г.). — …На мне лежит, может быть, и незначительное, но особенное «поручение»…»
Рассказчику и летописцу нужна поддержка, доброжелательное внимание, искренняя заинтересованность… Вокруг Толкина собирается литературный кружок «пишущих ученых». Его название — Inklings, «Инклинги», шутливо намекало на писательские пристрастия членов кружка (ink — чернила), а англосаксонское звучание — на особый характер этих пристрастий. Никакого мистического смысла (вроде «склонности к постижению Божественной Природы») в название, по имеющимся свидетельствам, не вкладывалось. Кроме Невилла Когилла и Хьюго Дайсона, в кружок входили Оуэн Барфилд, Чарльз Вильямс и, конечно, Клайв Стейплз Льюис. (В том, что Льюис в определенный период жизни обратился к христианской вере, став затем видным теологом, есть немалая заслуга Толкина.) «Инклинги» встречались за пивом довольно часто и регулярно, проводя время в литературных беседах и чтениях друг другу очередных сочинений.