— Э-го-о-о-ой!..
Ах, как обрадовались мы тогда. Боже, как обрадовались!
— Огонек, огонек на горе…
— Где?..
Погас огонь и больше не появлялся.
Мы принялись кричать все враз…
Голос не откликался.
— Глаголев!.. Глаголев!..
Слышим:
— Э — э-э-эй!.. — кричит опять женщина, где-то далеко-далеко, чуть слышно и как будто в другом уже месте.
— Гла-го-лев!.. Гла-го-лев!!
Молчание. Кричали полчаса. Ни звука…
Вася зарядил ружье, насыпал в капсюлю пороха, а Владимир поджег. Ружье плюнуло полымем, грохнуло, заорало. Но вновь тишина, и только слышно было, как тяжело дышали наши Груди.
— Это — русалка…
Кто-то сказал глупость — а мороз подрал по коже, чакнули зубы.
— Русалочка, милая, захохочи!.. Зачем и куда завела ты нас? — шутил Вася.
— Я бы предложил, господа, идти налево, прямо к тому месту, откуда кричали… — сказал Петр Николаевич.
Но, сообразив, что ночью по незнакомой тайге ходить опасно — можно погибнуть, — решили идти вперед, не теряя дороги:
— Авось дойдем, хоть к утру, до какой-нибудь заимки.
Голод совсем пропал, только ноги дрожали, да в груди ползали злоба и жуть.
Когда мы, достаточно измучившись, начали мало-помалу терять мужество, встал перед нами неприятный вопрос:
— Что же делать?
Назад идти, на заимку — безрассудно: в такой тьме не найти даже стога сена. Ночевать в тайге — без ружья опасно. И кроме того, стало холодно. Положение было не из приятных. Решили: ощупью подвигаться вперед. Хоть на душе у нас было больно плохо, но там где-то на дне, как уголек в золе, чуть мелькала надежда: авось! Молча шли кой-как вперед… Останавливались, прислушиваясь к тайге. Но ни звука, ни шороха. Да полно, есть ли тайга-то? Так темно и тихо… Не погиб ли я? Существует ли что-нибудь возле меня, кроме тьмы, тишины и жути. А может быть, сон?
— Господа… — тихо спрашиваю я.
Отвечают. Это хорошо. Хоть дрожащими голосами ответили, а на душе стало легче.
— Господа, — стараюсь говорить громко, — давай-ка нащупаем березу, надерем бересты, факелов понаделаем и с песнями пойдем вперед.
Предложение принимается, и через минуту Петр Николаевич кричит:
— Ее-сть береза…
Вот зажгли факел, за ним вспыхнул впереди другой. Тьма расступилась, запрыгала. Всюду поползли черные тени от нас самих, от стволов и пней. Береста фыркала, трещала, а густой дым клубился ввысь, сливаясь с чем-то черным, бездонным. Сгрудились все, пошли проворно, пока горят огни. Вдруг видим: прет на нас из тьмы какое-то серое чудище, храпит.
— Стой, стрелять буду! — Слышится незнакомый окрик… — Вы кто такие?!
А у нас возьми да, как на грех, факелы и погасни.
И опять стала тьма. Ох, какая зловещая была минута.
Ббах!! — грохнул вдруг выстрел… Ббах!!! — другой.
— Да ты ошалел?! — как зарезанные заорали мы…
— А вы кто такие? — Опять злой голос прорезал тьму, совсем близко от нас.
— Где Глаголев живет?
— Я вам такого Глаголева покажу, что унеси бог тепленьких!.. — загремел голос, и слышно было, как сломилось ружье, как вставились в стволы свежие патроны.
— Мы не жулики, мы вот кто…
— А-а-а, — более дружелюбно протянул голос и добавил совсем мягко: — А то, кто е знат… Вот прошлым летом также, было укокошили нас… С приисков, должно…
Трясущимися от волнения руками зажгли факел. Глядим — стоит перед нами верховой, здоровенный, на белом коне, мужик и угрюмо щупает нас глазами, держа наготове ружье. Заметив, должно быть, две форменные фуражки — успокоился окончательно.
— А я с соседней заимки, с версту подале отсюда.
Промеж нас, вишь, уговор с Глаголевым: ежели у него ночью выстрел — я к нему должон на помощь, а у меня — он ко мне… Так это вы стреляли-то даве?..
— Где ж Глаголев-то?..
— А вот на горе, против нас… Каких-нибудь сто печатных сажен…
— Сделай милость, проводи, полтину дадим…
Согласился:
— Ну, я впереди, а вы не отставай, держись прямо за лошадью… А то тут ключик… Айда!
Такими ослепительными улыбками сияли наши физиономии, что, кажется, было б светло и без факелов. Шли, хохотали, рассказывая заимочнику наши злоключения.
Хохотал и он.
— Еще как вы на зверя не натакались…
— А есть тут? — хриплым шепотом спросил Петр Николаевич.
— Тут-то? Ха-ха… Сколь хошь.
Петр Николаевич вздрогнул всем телом и зашагал ближе к лошади, пугливо косясь по сторонам. Наконец миновали ключик, поросший колючими кустами кочкарника, и уперлись в гору.
— Глаголе-ев!.. Эй, Глаголев… — закричал всадник.