— Нож… — кто-то шепнул в уши. Он судорожно схватился за рукоять ножа.
Но тут раздались над ним сильные удары в дно. Прохор вздрогнул, стряхнул тяжелый сон, пришел в себя. Вместо тюленей — тьма. Удар за ударом резко раздавались от самых его ног до головы. Прохор заохал. Словно чужую, поднял он руку и слабо постучал в дно.
— Есть! — крикнул матрос, — работай!..
— Стучит, что ли? — нетерпеливо спросил капитан.
— Стучит… Живой… — весело ответил матрос, припав к ладье ухом.
— Эй, ребята! — позвал капитан. Он сидел в шлюпке, приткнувшейся носом к ладье. — Кто из вас погорластей? А то погоди, ужо я сам.
Он осторожно перебрался на брюхо ладьи, встал на четвереньки и что есть силы закричал, как топором отрубая каждое слово:
— Эй, рыбак! Слышишь?!
Прохор ничего не мог разобрать, кроме неясного а-а-а. Но он еще раз постучал, хватая глотками воздух. Надежда на спасенье проснулась в нем, вся кровь бросилась в голову, сердце ожило.
А капитан надрывался:
— Мы на аршин дно выдолбим!.. Ты!.. сразу!.. туда голову суй!.. Сразу!.. В дыру!.. Слышишь? Эй, рыбак!!
И, обращаясь к матросам, приказал:
— Ну, ребята, качай. Вот тут. Должно, он так лежит, повдоль.
Чтоб прорубить дыру, требовалось большое искусство, осторожность.
Капитан, вновь забравшись в шлюпку и задымив сигарой, учил матросов, старавшихся над прорубкой лаза.
— Аккуратней, ребята!.. Не прошиби, спаси бог, наскрозь: а то воздух из-под лодки в дырочку выпустишь, вода хлынет снизу — и аминь.
Два матроса, прикусив кончики языков, вырубали на брюхе ладьи бороздку, смыкая круг.
— Когда надрубите, стой… Потом взревем ему, чтобы приготовился… Легче, легче!.. Прошибешь, качай тя черти!.. Ну-ка покричи — живой ли?
Капитан бросил окурок и тотчас же закурил новую сигару. Глаза его горели, ноздри раздувались, на лбу налилась жила.
Солнце склонялось к западу, утопая в алеющей дымке. На востоке едва виднелся берег, и на зеркальной глади моря можно было разглядеть небольшие темные точки: то плыли из станицы рыбаки.
— Помню я, лет с двадцать тому назад спасали, — жевал сигару капитан. — Да, знамо, дураки, молодые, а дело небывалое. Перестукнулись вот так же с человеком. Ну, один матрос: «Надо сразу, говорит, а то задохнется», — да как хватит топором, а из дыры-то фонтаном кровь. Ведь кончили, гляди, человека, по самому черепу угодили. Ух ты, батюшка, что и было тогда! Матрос в море бросился, насилу выловили… Я в Новой Афон говеть ездил.
— Готово, Лука Архипыч! Теперь только кокнуть, — и матрос занес над насечкой ногу.
— Стой, качай тя черти! Молись богу!
Лука Архипыч бросил сигару и торопливо перебрался на ладью.
Все сняли шапки и усердно закрестились на восток.
— Ну, ребята, дружней у меня! Помни: человека спасаем.
— Есть!
Он встал опять на четвереньки и резко крикнул:
— Эй, рыбак! Приготовсь!!
Прохор задыхался. Приходили последние его минуты.
Капитан быстрым движением выхватил у матроса молоток, ударил несколько раз в лодку и припал ко дну ухом.
— Затих, — мрачно сказал он. — Ну, что будет. Действуй, молодцы! Васька, Мишка! Как только проломлю, враз руки в дыру суй, хватай, тащи. Эй, там, нашатырный спирт есть? Коньяк есть? Ну, с богом!
Поднявшись во весь рост, он топнул по надсеченному кругу ногой. Дно хрустнуло, вмиг образовав в аршин дыру.
— Имай!
Испорченный густой воздух, вытолкнутый шумно поднявшейся снизу водой, шибанул в носы припавших к дыре людей.
— Тащи!
— Легче, легче!..
— Подводи! Да, дьявол, к дыре-то подводи!.. Тьфу!..
— О так… О так… Делай шире дыру… Ломай!..
Корма ладьи осела. Люди сидели на ней по пояс в воде.
— Ну, будет. Тащи!.. Ну-ка?.. Пожилой… Эй, шлюпку! Ближе, аккуратней! Клади!
Прохора положили лицом вниз, и шлюпка на десяти веслах понеслась к пароходу.
Больше часу возились над Прохором. С Луки Архипыча градом катился пот.
— Не отступлюсь, — хрипел он, совершенно лишившись голоса.
Наконец Прохор вздохнул. И вместе с его вздохом радостно вздохнул весь пароход. Молодые матросы стыдливо пофыркивали носами: человека спасли, не шутка. У самого молоденького — кока — градом брызнули слезы. Лука Архипыч набожно перекрестился и, казалось, выдохнул из себя весь воздух: «У-ух!» — словно освободившись из-под рухнувшей на него скалы.