— Возьми четыре быка… Пожалуйста, возьми, друг!..
— Пойдем быков ловить, — жадно сказал купец.
Аргамай смеется плутовато, зеркальце подальше прячет, на купца с опаской смотрит, не продешевил ли тот, не отобрал бы…
Ласково ему говорит тонким своим голосом.
— Ты самый хороший есть… Самый верный… Друг…
Поздно ночью возвращался к себе в стан пьяный купец. И, выписывая в седле опьяневшим туловищем мыслете, весело вслух думал:
— Он на то и калмык, чтобы его учить. На то он и татарская лопатка.
Жил-был ласковый торгаш с мышиными глазами. Он такой хитрый, что любого шайтана мог трижды перехитрить.
Плут.
Приезжает к нему старый киргиз Юсуп.
Посидел, покалякал, кое-что купил.
А торгаш только что свежий товар из города, из Руси получил.
— Купи часы…
Взял киргиз в руки часы, полюбовался ими, языком прищелкнул:
— Живой… Стукат…
— Купи!..
Вздохнул Юсуп. Надо бы купить, — не себе, а сыну, доброму джигиту. Эх, надо бы купить.
— Я бы купил. Денег нет… Вот будут, куплю.
Не любил Юсуп в долги залезать.
Водкой купец угостил его, целый стакан подал:
— Пей!
Магометанская вера строгая: водку запрещает пить. Однако Юсуп с хорошим человеком маленько выпить может, греха таить нечего.
А водка злая, крепкая, рот обожгла, веселым туманом обложила сердце.
Еще стакан подал:
— Пей на здоровье!
Очень ласковый торгаш.
Попрощался Юсуп, сел на своего верблюда, поехал.
Степью ехал. Тихо было в степи. Лишь кузнечики неумолчно в траве трещали. Небо бледное, в бледных звездах — белых лебедях. Из-за снеговых хребтов подымалась луна.
Едет старый Юсуп, улыбается, с верблюдом разговор ведет и, пьяненький, начинает напевать:
— Вот месяц смотрит… Алла-алла… Круглый, зоркий, как глаза великого аллаха… Светит мне, светит верблюду…
Дальше едет… Тихо в степи… Кто-то навстречу скачет… Свой…
Проскакал джигит. На ходу кричит что-то, но Юсуп не слышит. В небо глядит, месяцу слезящимися глазами подмигивает. Месяц щурится и ярче освещает степь.
Поет Юсуп:
— Месяц, месяц… Золотой мой месяц… Мне хорошо, я был бедняк, а вот выпил вина — богатый стал. Я старый, как в реке черный камень… Вот куплю часы… Урус часы привез… Я их куплю… Часы, часы… Гей, часы. Живые…
И он громко рассмеялся.
И зароились в его голове серебряные мысли, как те круглые, маленькие, блестящие часы, которые он видел у торговца. Их много, не пять, не десять, много. Он все их купит, все часы купит, он всем раздарит. Старой своей жене, молодой жене, да дочке… Сыну, джигиту, трое часов повесит, себе целый десяток… Ха-ха… Пусть тикают, пусть вертят стрелками. Это больно хорошо… Он верблюду часы подарит, он быку подарит. Пусть и бык при часах ходит… Хе-хе…
Вдруг слышит: застонала степь. Дробный топот по степи звучит, отчетливый и быстрый. То кони скачут, бьют копытом землю, гудит земля.
«Ага, свои…» — думает Юсуп.
Весело Юсупу. Огоньком вино по жилам бродит.
«Остановиться надо. Потолковать надо…»
Нагоняют. Купец. С ним люди…
— У меня, друг, часы пропали… Которые ты в руках держал…
«Пропали так пропали… Ха-ха… Эка штука. При чем же тут Юсуп?»
— Я не брал, — говорит он, улыбаясь старым своим бронзовым лицом. — Пусть аллах меня с коня столкнет, когда я над пропастью поеду. Я не брал…
Ласково торгаш отвечает:
— Да мы знаем, что не брал. Вот я с понятыми еду, всех обыскиваем… Вас много в лавке было…
— Ищи, пожалуйста, ищи!
Верблюда посохом по ногам слегка ударил, опустился верблюд на колени. Юсуп слез и с готовностью подошел к купцу, раскорячивая по-пьяному ноги. Глаза черные, лучистые, открыто на купца глядят. Лицо добродушное, доверчивое, бороденка хохолком — дрожит.
— Пожалуйста, ищи. Не брал…
Стали обыскивать. Халат расстегнули… И вдруг…
— Ой, алла, алла!.. — за пазухой часы.
У киргиза глаза широкие, рот открылся, замер киргиз… И, схватившись за голову, закричал упавшим, рвущимся голосом:
— Вой-вой-вой!.. Не брал!..
Торгаш на всю степь взревел:
— Ребята, вяжи!.. В тюрьму его!..
Вмиг месяц колесом по небу завертелся и упал, серебряными нитками осыпались звезды, небо почернело, всколыхнулась под ногами степь.
Бросился Юсуп на колени, скривил свой старый рот и заскулил жалобно. И не знал, не видел из-за слез, куда ползти, кого молить, где торгаш, ласковый его друг.
— Ой, не надо тюрьма… Ради бога, не делай… Ради бога… Чего хочешь, проси…