Мы подошли к зверю. Он был уже мертв. Пока собаки изливали на нем свою злобу, мы разложили костер, обогрелись и немного обсушились. Разгоралось утро, окрашивая румянцем нависшие над горами облака. Только теперь каждый из нас ощутил, насколько утомительной оказалась охота.
Зверя пришлось спустить ниже по ключу, до пологого берега, и там освежевать. Это был самец, еще в зимней шубе, примерно трех лет. Его молодые рога, вернее два пенька, высотою в двадцать сантиметров, были мягкими и, как обычно для этого времени, покрыты густыми волосами темно-коричневого цвета.
Левка, выражая нетерпение, все время крутился возле туши, но как только увидел, что на кишках лося нет жира, отошел в сторону, улегся под кедром и с явным пренебрежением следил за нашей работой. Он даже и не дотронулся до мяса, которое ему подсовывал под нос Лебедев, таков уж характер этой собаки! Левка предпочитал обходиться без мяса, если оно нежирное. Черня был менее разборчивым и с удовольствием полакомился.
Лося в Сибири называют сохатым. Живет он больше в тайге, придерживаясь гарей и заболоченных районов. Обычно на смену выгоревшему хвойному лесу приходят осинник, березняк, тальник, их молодые побеги и являются основным кормом сохатого. Но летом он любит покормиться болотной травою и не прочь на озерах полакомиться корнями различных донных растений, которые он собирает, ныряя на дно озера или опуская глубоко в воду свою морду. Осенью же он собирает грибы.
В Восточном Саяне лось встречается чаще в предгорье и редко, случайно, в центральной части. Этот зверь распространен всюду по Сибири, за исключением тундры, лесотундры и степной полосы. Убитый нами лось, видимо, делал свой обычный весенний переход с гор куда-нибудь к низинам и был перехвачен собаками.
Через час, захватив с собою по одному стегну, мы ушли к Кизыру. Черня остался караулить мясо.
В лагере уже не спали и с нетерпением ждали нас. Скоро пришел и Днепровский. Оказалось, что ночью он дважды подкрадывался к зверю, даже раз стрелял, но, как и я, неудачно, и лось ушел через Кизыр.
После завтрака Пугачев и Днепровский стали готовиться в разведку на реку Ничку, имея намерения изыскать по ней проход к тем туповершинным горам, которые видели мы с гольца Чебулак. Я и Павел Назарович собирались на хребет Крыжина. Остальные должны были перенести мясо и до нашего прихода привести в порядок уже изрядно потрепанное снаряжение.
Болезни Мошкова не было конца, и это все больше и больше тревожило меня. Палец стал темнеть, опухать. Чего только бедняга не прикладывал к пальцу: и еловую серу, и печенку, и хлеб с солью, но ничего не помогало — и мне пришла страшная мысль: не гангрена ли у него?!
Об этой болезни я имел отдаленное понятие, но знал, что она очень опасна для жизни, что без хирурга дело не обходится. На этот раз я не пришел ни к какому определенному выводу.
Мы с Павлом Назаровичем, взяв Черню, ушли из лагеря последними. В рюкзаках имелся запас продовольствия на три дня, главным образом мяса, небольшое полотнище брезента, два котелка, топор и прочая походная мелочь. Мы намеревались пройти по реке Белой до ее истоков и подняться на белок Окуневый, одну из значительных вершин хребта Крыжина.
Река Белая берет свое начало совсем недалеко от Кизыра, в образовавшейся в глубине гор котловине. С юга котловина граничит с несколько пониженным в этой части хребтом Крыжина, а справа и слева ее обнимают отроги. Они почти сошлись у Кизыра, их разделяет небольшая щель, по которой и протекает река Белая.
Невысокие отроги, что прикрывают выход Белой к Кизыру, уже освободились от снега. Образовавшийся между ними проход охраняется кедрами. Старейшие из них давно уже упали на землю и даже успели сгнить. Их бугроватые могилы, прикрытые толстым слоем зеленого моха, еще долго будут напоминать о погибших великанах. Чтобы освежить этот старый лес, природа вырастила в нем стройные березы.
Пройдя по лощине не более получаса, мы увидели широкую котловину. Нависшие над ущельем горы вдруг раздвинулись, и река, разбившись на несколько ключей, затерялась в густом лесу. Вправо, высоко над нами, виднелся белок[7] Окуневый. Его тупая вершина и крутые отроги, спадающие в котловину, покрыты белизною еще не тронутого солнцем снега и только кое-где на нем, будто тени, лежали полоски снеговых обвалов.