* * *
Гремит замок. Упал засов.
Возвращена певцу свобода,
Но возвращения часов
Пришлося ждать ему полгода.
«Будильник! Здравствуй! То-то, брат,
В аду, нагнал ты перепугу!»
Поэт будильнику был рад,
Как можно радоваться другу!
А самого уж, глядь, прошиб холодный пот,
И сердце сжалося, как пред лихим ударом;
Будильник явно стал не тот!
В охранке пробыл он недаром!
Хоть развинти, хоть растряси,
Брани его, моли, проси, –
Ну, хоть бы что! Стоит. Ни звука.
«Так вот она какая штука!
Мне за добро ты платишь злом?
Так черт с тобой, ступай на слом.
И без тебя я жил не худо!»
Как вдруг на улице, – о, чудо! –
Положенный в карман, будильник стал стучать,
Но с перерывами. Поэт стал примечать:
Чуть только рядом шпик завьется,
Будильник сразу весь забьется:
«Тик-тик, тик-тик!» –
Гляди, мол, шпик!
Поэт тут со смеху ну прыскать,
Да всюду рыскать,
Да открывать Иуд,
Чтоб после вывесть их на всенародный суд,
Соорудив на эту тему
Поэму!
* * *
Уж до конца скажу, как человек прямой:
Будильник-то ведь – мой!
Чертовщина*
Сказка
Мчатся бесы рой за роем…
Бьется сердце у Ариши.
Вся – комочком возле Гриши,
Возле братца-малыша,
Прикорнула, чуть дыша.
Ей и страшно и приятно.
«Ой, как, бабушка, занятно!
Ну еще, бабуся!.. Ну?..
Скажь мне сказочку… одну…»
За стеною ветер злится,
То в окошко постучится,
То захмыкает в трубу:
Бу… бу… бу!..
«Буду, буду… Не забуду…
Псы завыли – к худу… к худу…
Путь далекой не манит…»
Бабка тихо бубонит:
«Отправляясь в путь-дорогу,
Помолися, детка, богу,
Божью помощь призови, –
Но и беса не гневи.
Бес – он всюду… всюду… всюду…
От него – вся пакость люду,
Всяка скорбь и маята,
Разоренье живота…»
За стеною ветер злится,
То в окошко постучится,
То захмыкает в трубу:
Бу… бу… бу!..
Спит Ариша под овчиной,
Спит и бредит чертовщиной,
Вся дрожит-горит в бреду.
Ну-тка к сказке перейду!
Эко дело! Эко дело!
Как ведь время пролетело!
Был мороз, и вот – жара;
Вместо снежного бугра
Под окошком – куст зеленый,
Запыленный, опаленный;
Спит Кудлаша в холодке;
Куры роются в песке;
Вьются ласточки под крышей;
Препотешно пред Аришей
Воробьи в густой пыли
Злую драку завели.
«Где же, батя, мать и Гриша?
Где же бабка?» – И Ариша,
Утирая пот с лица,
Громко кличет мать, отца…
Никого. Арише жутко.
Глядь, во двор бежит Гришутка:
«Здесь я! Вот я! Дашь поесть?
Аль уж время в поле несть?»
Вся тут жуть с Ариши спала:
«Ох, я голову проспала!
Да, никак, теперь страда?» –
И скорей – туда, сюда;
Здесь поищет, там пошарит.
Воду носит, кашу варит
Для жнецов родных своих:
Поспевает за двоих.
Каша сварена в минутку.
Накормив вперед Гришутку,
В поле шлет его с едой –
Хлебом, кашей и водой.
Узелки все увязала,
Все, что надо, наказала –
Главно, мол, иди шажком,
Не размахивай горшком.
От жары устав и дела,
Долго вслед мальцу глядела
И крестила сонно рот,
Прислонившись у ворот.
Вдруг – в испуге обернулась,
Побледнела, пошатнулась,
Зачуралась трижды вслух:
«Чур меня, нечистый дух!
Сгинь туда, откуль явился!»
По деревне вихорь вился,
Крутень, чертов хоровод:
С диким ревом самоход
По дороге мчался тряской.
Вслед за чертовой коляской,
Растянувшись в длинный ряд,
Черный двигался отряд.
Ближе… ближе… С гиком-криком
В самоходе, страшен ликом,
Развалился сам старшой.
«Знать, за чьею-то душой! –
Так Ариша рассуждает,
Лютой смерти ожидает,
Плачет: – Господи, прости!
Только братца бы спасти!
Ежли дале путь направят,
Беспременно ведь задавят.
Сгинь, мара лихая, сгинь!
Свят-свят-свят! Аминь-аминь!»
Тут – отколь взялася сила? –
Трах! Ариша угодила
Камнем прямо в самоход
И, спасаясь, в огород
Задала бедняжка тягу:
«Где-нибудь во рву прилягу!»
Сзади крик: «Лови!.. Держи!..
Стой!.. Аркань ее!.. Вяжи!..»
И поймали, и связали,
И старшому показали:
«Вот, разбойница, она!»
Ухмыльнулся сатана,
Ухмыльнулся, улыбнулся,
Крякнул-ахнул, поперхнулся
И, насупившись, как ночь,
Грозно рявкнул: «Чья ты дочь?»
«Фа… Фаддея…» – «Так, Фаддея.
Привести сюда злодея,
Да живее, черти, ну!»
И Фаддея и жену
С поля шустрые анчутки
Притащили в две минутки.
У старшого рот свело, –
Рявкнул он на все село:
«Эт-то ваше, что ли, чадо?
Проучить вас, гадов, надо –
Добрых всыпать вам плетей
За распущенность детей!»
«Ваша власть и ваша воля».
Между тем анчутки с поля
Всех пригнали мужиков.
«Вот народец здесь каков! –
Сатана озлился пуще. –
Разберись-ка в этой гуще!
Ну, да я уж разберусь!
Уж до вас я доберусь!»
«Ох, ни в чем мы не причинны,
Не причинны, не повинны. –
Загудела вся толпа: –
Ведь девчонка-то глупа!»
«Что?! – Кругом шипела нежить. –
Всех бы надо проманежить,
Всем бы наперво накласть!»
«Ваша воля – ваша власть».
Много было суматохи:
Брань, и крик, и плач, и вздохи…
Как умчался самоход,
Долго чухался народ:
«Где ж Фаддей-то, братцы?»
«Нету».
«Взяли, стало быть, к ответу».
«Вот беда-то! Вот беда!»
Устремись бог весть куда,
Ничего вокруг не слыша,
Горько плакала Ариша,
Припадала до земли:
«Тять-ку… чер-ти… у-ве-ли!»
За стеною ветер злится,
То в окошко постучится,
То захмыкает в трубу:
Бу… бу… бу!..
Спит Ариша под овчиной,
Спит и бредит чертовщиной.
Кто б, ребятушки, сходил,
Кто б Аришу разбудил,
Приласкал бы, прилелеял,
Сны ей черные развеял –
Всю треклятую беду,
Что мерещится в бреду?!