А кругом вода морская
Так тяжка и полновесна,
Точно ртутью налита.
Ходит зыбкими буграми,
Ходит мощно и упруго,
Высоко возносит челн —
И бегущими горами
Принимают друг от друга
Нас крутые гребни волн.
1901
«Полями пахнет, — свежих трав…»*
Полями пахнет, — свежих трав,
Лугов прохладное дыханье!
От сенокосов и дубрав
Я в нем ловлю благоуханье.
Повеет ветер — и замрет…
А над полями даль темнеет,
И туча из-за них растет, —
Закрыла солнце и синеет.
Нежданной молнии игра,
Как меч, блеснувший на мгновенье,
Вдруг озарит из-за бугра —
И снова сумрак и томленье…
Как ты таинственна, гроза!
Как я люблю твое молчанье,
Твое внезапное блистанье, —
Твои безумные глаза!
1901
Из Апокалипсиса*
И я узрел: отверста дверь на небе
И прежний глас, который слышал я,
Как звук трубы, гремевшей надо мною,
Мне повелел: войди и зри, что будет.
И дух меня мгновенно осенил.
И се — на небесах перед очами
Стоял престол, на нем же был Сидящий.
И сей Сидящий, славою сияя,
Был точно камень яспис и сардис,
И радуга, подобная смарагду,
Его престол широко обняла.
И вкруг престола два десять четыре
Других престола было, и на каждом
Я видел старца в ризе белоснежной
И в золотом венце на голове.
И от престола исходили гласы,
И молнии, и громы, а пред ним —
Семь огненных светильников горели,
Из коих каждый был господний дух.
И пред лицом престола было море,
Стеклянное, подобное кристаллу,
А посреди престола и окрест —
Животные, число же их четыре.
И первое подобно было льву,
Тельцу — второе, третье — человеку
Четвертое — летящему орлу.
И каждое из четырех животных
Три пары крыл имело, а внутри
Они очей исполнены без счета
И никогда не ведают покоя,
Взывая к Славе: свят, свят, свят, господь,
Бог вседержитель, коий пребывает
И был во веки века и грядет!
Когда же так взывают, воздавая
Честь и хвалу Живущему вовеки,
Сидящему во славе на престоле,
Тогда все двадесять четыре старца
Ниц у престола падают в смиренье
И, поклоняясь Сущему вовеки,
Кладут венцы к престолу и рекут:
«Воистину достоин восприяти
Ты, господи, хвалу, и честь, и силу
Затем, что все тобой сотворено
И существует волею твоею!»
1901
«Не слыхать еще тяжкого грома за лесом…»*
Не слыхать еще тяжкого грома за лесом, —
Только сполох зарниц пробегает в вершинах.
Лапы елей висят неподвижным навесом,
И запуталась хвоя в сухих паутинах.
Если ж молния вспыхнет, как пламя над горном,
Раскрываются чащи в изломах неверных,
Точно древние своды во храмах пещерных,
В подземелье Перуна, высоком и черном!
1901
«Любил он ночи темные в шатре…»*
Любил он ночи темные в шатре,
Степных кобыл заливчатое ржанье,
И перед битвой волчье завыванье,
И коршунов на сумрачном бугре.
Страсть буйной мощи силясь утолить,
Он за врагом скакал как исступленный,
Чтоб дерзостью погони опьяненной,
Горячей кровью землю напоить.
Стрелою скиф насквозь его пробил,
И там, где смерть ему закрыла очи,
Восстал курган — и темный ветер ночи
Дождем холодных слез его кропил.
Прошли века, но слава древней были
Жила в веках… Нет смерти для того,
Кто любит жизнь, и песни сохранили
Далекое наследие его.
Они поют печаль воспоминаний,
Они бессмертье прошлого поют.
И жизни, отошедшей в мир преданий,
Свой братский зов и голос подают.
1901
«Это было глухое, тяжелое время…»*
Это было глухое, тяжелое время.
Дни в разлуке текли, я как мертвый блуждал;
Я коня на закате седлал
И в безлюдном дворе ставил ногу на стремя.
На горе меня темное поле встречало.
В темноту, на восток, направлял я коня —
И пустынная ночь окружала меня
И, склонивши колосья, молчала.
И, молчанью внимая, я тихо склонялся
Головой на луку. Я без мысли глядел
На дорожную пыль, и душой холодел,
И в холодной тоске забывался.
1901
«Моя печаль теперь спокойна…»*
Моя печаль теперь спокойна,
И с каждым годом все ясней
Я вижу даль, где прежде знойно
Синела дымка летних дней…
Так в тишине приморской виллы
Слышнее осенью прибой,
Подобный голосу Сибиллы,
Бесстрастной, мудрой и слепой.
Так на заре в степи широкой
Слышнее колокол вдали,
Спокойный, вещий и далекий
От мелких горестей земли.
1901
«Звезды ночи осенней, холодные звезды!..»*
Звезды ночи осенней, холодные звезды!
Как угрюмо и грустно мерцаете вы!
Небо тускло и глухо, как купол собора,
И заливы морские — темны и мертвы.
Млечный Путь над заливами смутно белеет,
Точно саван ночной, точно бледный просвет
В бездну Вечных Ночей, в запредельное небо,
Где ни скорби, ни радости нет.