Задача Скотта требовала как можно более точного и конкретного, как можно более глубокого проникновения в психологию этого своеобразного и во многом столь отличного от англичан народа. Эту задачу должны были разрешать в одинаковой мере романы из современной жизни и романы исторические.
XVII век и XVIII век, 1745 год, время действия «Уэверли», и 1790-е годы, время действия «Антиквария», изображали Шотландию в ее прошлом и настоящем, в ее бедствиях и в ее величии, со всеми неразрешенными и роковыми вопросами ее исторического бытия. Скотт почти одинаково относился к материалу историческому и к материалу современному, для него все это — одна живая, единая в своем прошлом и настоящем Шотландия.
В изображении шотландского простого люда Скотт имел предшественника в лице Роберта Бернса, которого он высоко ценил и почитал как одного из самых оригинальных поэтов Европы. В песнях Бернса захватывающе правдиво был изображен шотландский крестьянин. Это он сам пел и рассказывал о себе, о своем труде и любви, горестях и радостях. Уже на рубеже XVIII и XIX веков Бернс стал национальным поэтом Шотландии, словно символом ее нравственного здоровья, крепкого жизнелюбия и неукротимой веселости. Скотт многому у него научился, хотя по мировоззрению и творческим принципам они сильно расходились.
Еще большее значение имела для Скотта традиция английского романа, особенно Филдинг. Из писателей, о которых он рассказывал в «Жизнеописаниях романистов», выше всех он ценил Филдинга. Пожалуй, ни один романист XVIII века не пользовался в следующем столетии такой непререкаемой и шумной славой, как автор «Тома Джонса». Скотт считал его роман образцом художественного совершенства и по широте изображения общества, и по тонкому знанию людей, и по мастерству композиции. «Естественное и правдоподобное повествование, которое захватывает с самого начала, продолжается правдоподобно, кончается счастливо, подобно величавой реке, начинающейся во тьме какой-нибудь романтической пещеры, текущей плавно, не останавливаясь и не торопясь, посещающей, словно из органической потребности, всякий интересный уголок в стране, по которой она протекает, расширяющейся и углубляющейся в своем значении и наконец приходящей к финалу, словно к огромной гавани, где всякого рода корабли спускают паруса и складывают рангоуты».[2] Так характеризует Скотт роман Филдинга. Несомненно, его собственные романы стремятся воспроизвести и захватывающее начало, и плавное течение, и счастливое окончание, которое для Скотта является почти обязательным, и полноту социального пейзажа с людьми всех классов и состояний.
Заинтересовавшись местным фольклором, Скотт увидел в нем прежде всего драгоценный источник сведений о старой Шотландии. Об этом свидетельствуют и обширные комментарии, которыми он снабдил «Песни шотландской границы». Для него поэзия заключалась не столько в самих балладах, сколько в их историческом материале — в нравах, характерах, поступках героев в поверьях, в политической и моральной жизни средневековья, отраженной в песнях пограничников. В предисловии к третьей части своего сборника он писал, что строгое подражание народным балладам и невозможно и нежелательно. Средневековая поэзия грубовата и чрезмерно проста. Эта грубость может быть интересна для историка, но противоречит эстетике высокого искусства, требующего большей утонченности и изящества.
И все же в некоторых отношениях Скотт отдавал предпочтение старым поэтам перед новыми. В балладах его привлекали острый сюжет, большая эмоциональность, быстрота, с которой народные певцы развивали действие, и простота, даже наивность повествования, освобожденного от рассуждений по поводу излагаемых событий. Эти особенности были прямо противоположны философическим, описательным, классическим поэмам XVIII века, которые как раз изобиловали всякого рода украшениями, пышными перифразами, сравнениями и отступлениями, заглушавшими рассказ о событиях и мешавшими эмоциональному его воздействию. Скотт хотел использовать эстетические особенности народных баллад для того, чтобы создать новую поэму, противопоставленную старой, классической. Вот почему первые его поэмы, при всей их оригинальности, все же продолжают литературную традицию «поэтических повестей», распространенных в XVIII веке и рассказывавших исторические сюжеты в стихотворной форме, ориентируясь на простые стихотворные романы до-классической эпохи.