…ты Настасью Иванну Колдыбаеву знаешь?.. — В списках Елены Сергеевны Колдыбаева соотнесена с Марией Петровной Лилиной (актриса МХАТа, жена К. С. Станиславского). М. Лилина несколько раз упоминается в дневнике Елены Сергеевны и каждый раз в каких-то двусмысленных или комических ситуациях. Вот одна из записей (21 декабря 1935 г.): «Идут репетиции „Мольера“. У Кореневой сжали некоторые сцены. Она стала устраивать скандалы, ссылалась, что будет жаловаться Марье Петровне! (Лилиной), вскрикивала истерически…»
Или что эта печка черного цвета? — Этот текст вызывает ассоциацию со следующей записью Елены Сергеевны (20 марта 1935 г.; первая редакция дневника): «Миша свои мучения с „Мольером“ у Станиславского очень образно сравнил: — Представь себе, что на твоих глазах Сереже начинают щипцами уши завивать и уверяют, что это так и надо, что чеховской дочке тоже завивали и что ты это полюбить должен…»
…Аристарх Платонович не разговаривает с Иваном Васильевичем… — О взаимоотношениях Станиславского с Немировичем-Данченко написано много, но наиболее ярко, быть может, это сделал Булгаков в своем романе. Не менее сильно, с большой иронией, отражено это и в дневнике Е. С. Булгаковой. Вот наиболее интересные фрагменты из первой редакции дневника (13 мая 1934 г.):
«15-го предполагается просмотр нескольких картин „Мольера“. Должен был быть Немирович, но потом отказался.
— Почему?
— Не то фокус в сторону Станиславского, не то месть, что я переделок тогда не сделал. А верней всего — из кожи вон лезет, чтобы составить себе хорошую политическую репутацию. Не будет он связываться ни с чем сомнительным».
17 сентября:
«Немировича Станиславский устраняет и, по-видимому, устранит… <…> когда Марков говорил с Константином Сергеевичем о постановке Чехова в Театре и передал слова Немировича, что Чехова нельзя восстановить в том виде, как он раньше шел, а надо по-новому, — Станиславский сказал:
— Это что же? С наклеенными носами?
— Нет, так, как должен и может играть МХАТ, но по-новому, в новых формах…
— Подлизывается!.. Молодящийся старик!»
13 апреля 1935 г.:
«У К. С. и Немировича созрела мысль исключить филиал из Художественного театра, помещение взять под один из двух их оперных театров, а часть труппы уволить и изгнать в окраинный театр, причем Вл. Ив. сказал:
— У Симонова монастыря воздух даже лучше… Правда, им нужен автомобильный транспорт…
Но старики никак не могут встретиться вместе, чтобы обсудить этот проект.
К. С. позвонил Оле:
— Пусть Владимир Иванович позвонит ко мне.
Оля — Вл. Ив-чу. Тот:
— Я не хочу говорить с ним по телефону, он меня замучает. Я лучше к нему заеду… тринадцатого хотя бы.
Оля — К.С-у. КС:
— Я не могу принять его тринадцатого… у меня тринадцатое — выходной день. Мне доктор не позволяет даже по телефону говорить.
Вл. Ив. — Оле:
— Я не могу прийти шестнадцатого.
Оля — К. С-у. К. С:
— Жена моя, Маруся, больна, она должна разгуливать по комнатам, я не могу ее выгнать.
Вл. Ив. — Оле:
— Я приеду только на пятнадцать минут.
К. С. — Оле:
— Ну хорошо, я выгоню Марусю, пусть приезжает.
Вл. Ив. — Оле:
— Я к нему не поеду, я его не хочу видеть. Я ему письмо напишу.
Потом через два часа Вл. Ив. звонит:
— Я письма не буду писать, а то он скажет, что я жулик, и ни одному слову верить все равно не будет. Просто позвоните к нему и скажите, что я шестнадцатого занят».