Том 11. Пьесы, киносценарии 1926-1930

Другой

«Дана свобода слова,
   но цензура осталась неприкосновенной».

Третий

«Дана неприкосновенность личности,
     но тюрьмы переполнены заключенными».

Первый

«Необходимо быть всем настороже
    и готовыми к бою».

Бежавшие с перепугу городовые осторожно приближаются к месту взрыва. Видят мирно читающих, бросаются со всей смелостью. Рабочие разбегаются. Полицейский бросается за одним, другой в это время наклеивает ему прокламацию на спину. Хохот. Городовые бросаются за наклеившим. Наклеивший ловко взбирается на трапецию. Городовые за ним, неуклюже путаясь в шашках и кобурах. Рабочий перебрасывается с трапеции на трапецию, расшвыривая прокламации. Городовые бросают погоню. Один толстяк повис на трапеции на собственной шашке. Городовые обтирают вспотевшие лбы. Всматриваются. Пятятся перепуганно. На длинных худых ногах-ходулях входит рабочий, на рукавах, как крылья, ленты с надписью «Забастовка». Рабочий взмахнул рукой. С другого конца кубарем катится полиция, следом тачки, на которых рабочие с грохотом вывозят фабрикантов. Все прокатываются между ходульных ног.

Рабочие (напевают)

   Виттевскую^*
       куцую
   к черту конституцию.
   Выплюнем,
       не прожуя,
   царские подачки,
   из России
       буржуя́
   вывози на тачке.

Загораются киноэкраны. На экране идущий поезд, на другом — идущая конка, на третьем — работающий завод. Рабочий взмахивает рукой — замирает на остановленном кадре поезд, останавливается конка, цепенеет завод. Рабочий взмахивает рукавом — тухнут фонари. Полная темь.

1-й глашатай

Перекидывалась забастовка

2-й глашатай

   от завода к телеграфу,

3-й глашатай

        от телеграфа к вокзалу,

4-й глашатай

        от вокзала к по́рту.

1-й глашатай

300 000 бросило работу.
Праздник перед боем,
       и по городу праздному
каждый
   к бою
   готовился по-разному.

Прожектор освещает разные углы арены и цирка, выделяя готовящиеся группы. Диван. На диване двое лощеных либералов с чаем и с резолюциями. Нервничают, подымаются, надевают шляпы, потом снимают опять и садятся и снова вскакивают.

1-й либерал

А по-моему,
     кадеты
       с приветственной речью
должны
   к забастовщикам
       выйти навстречу.

2-й либерал

Не надо
   репутацию
        марать впустую.
Забастовали без нас —
        и пусть бастуют.

1-й либерал

А по-моему,
     и т. д.

Фруктовая лавочка^*. Подходят покупатели. Покупают пустяки. Показывают пароль. Оглядываются, распахивают пальто, передают патроны и оружие. Скрываются. Лавочка отодвигается, под ней типография. Выходят люди с кипами и свертками прокламаций. Лавочка становится на место. Церковный иконостас. Поп благословляет дубинки, кастеты и револьверы черносотенцев.

Поп

Христолюбивые воины,
        по совету иерея
бейте жидов —
       и еврея и не еврея.
Сообразно моему
   евангельскому сану
сам я,
   конечно,
   мараться не стану.
Верноподданные чувства
        погромом ознаменя,
братие черносотенцы,
        кройте за меня.
Во имя отца
     и сына
        и святого духа,
крамольникам
   кастетом
        въезжайте в ухо.

Прожектор освещает группу рабочих. Вокруг станка разбросанные и уносимые кинжалы и пики.

1-й рабочий

У каждого завода
     кровища лужею.

2-й рабочий

Довольно терпеть.
       Товарищи, к оружию!

Арена тухнет. Выходят глашатаи.

1-й глашатай

Москва подымалась,
     как знамя
       над ней
пылало небо
       декабрьских дней.

Арена. Страстная площадь^*. В центре памятник Пушкину. С трех сторон над проходами стены с окнами. На нижних этажах вывески. Деревья, бульваром идущие к выходу. Идет снег. Площадь запружена народом. Рабочий с мальчиком пробирается к памятнику — влазит. Снимает кепку. Кричит.

Рабочий

Долой самодержавие!
        Жандармские гады
стреляют в безоружных, —
       на баррикады!
Свобода на бумаге,
        на деле — приклады.
Готовьтесь к бою!
       На баррикады!
Громите
   оружейные
        магазины и склады!
Браунинг в руку!
   На баррикады!