Однако, прежде чем думать о будущем, следовало позаботиться о настоящем, то есть об ужине, который был еще отнюдь не обеспечен. В кассе не было ни гроша, - если позволительно назвать кассою уголок носового платка, куда Пескад обычно завязывал их совместный капитал. Тщетно паясничал он на подмостках! Тщетно бросал в пространство отчаянные призывы! И тщетно Матифу выставлял напоказ свои мускулы, на которых вены выступали, как ветви плюща на узловатом стволе! Ни единый зритель не проявлял желания проникнуть за холщовый занавес.
- Ну и тяжелы же далматинцы на подъем, - говорил Пескад.
- С места не сдвинешь, - соглашался Матифу.
- Право же, сегодня, видно, почину так и не будет! Придется нам, Матифу, складывать пожитки.
- А куда мы отправимся? - осведомился великан.
- Много хочешь знать, - ответил Пескад.
- А ты все-таки скажи.
- Как ты думаешь, не отправиться ли нам в страну, где есть надежда поесть хоть раз в сутки?
- Что же это за страна, Пескад?
- Она далеко, очень-очень далеко... страсть как далеко... и даже еще дальше.
- На краю земли?
- У земли нет края, - многозначительно изрек Пескад. - Будь у нее край, она не была бы круглой. А не будь она круглой, она не вертелась бы. А не вертись она - она стояла бы на месте, а стой она на месте...
- Что же тогда? - спросил Матифу.
- Ну, тогда она свалилась бы на солнце, да так быстро, что за это время и кролика не своровать.
- А тогда что?
- А тогда случилось бы то, что бывает, когда у неуклюжего жонглера сталкиваются в воздухе два шара. Крак! Все трещит, все валится, публика свистит, требует, чтобы ей вернули деньги, и их приходится возвращать, и уж в такой день ужина не бывает.
- Значит, - уточнил Матифу, - если бы земля свалилась на солнце, ужинать уж не пришлось бы.
И Матифу погрузился в бескрайние размышления. Он уселся на подмостках, скрестил руки на груди, обтянутой трико, покачивал головой, как китайский болванчик, ничего не видел, ничего не слышал и молчал. Он был захвачен течением причудливых мыслей. Все смешалось в его огромной башке. И вдруг он почувствовал, что где-то внутри, в самых глубинах его существа, разверзлась некая бездна. Ему показалось, будто он куда-то поднимается - очень, очень высоко. Страсть как высоко. (Выражение, только что употребленное Пескадом, произвело на Матифу сильное впечатление.) Потом ему почудилось, что кто-то выпустил его из рук и он падает... в свой собственный желудок, то есть в пустоту!
Истинный кошмар! Бедняга встал со скамейки и протянул руки как слепой. Еще немного, и он свалился бы с подмосток на землю.
- Что с тобой, Матифу? - воскликнул Пескад, схватив товарища за руку и не без труда оттаскивая его назад.
- Со мной... со мной... Что?
- Да, что с тобой?
- Вот что... - проговорил Матифу, собираясь с мыслями; хоть их было и не много, задача все же была не из легких. - Вот что... Надо мне с тобой поговорить, Пескад.
- Ну так говори, друг мой. Можешь не бояться, нас никто не подслушает, - вся публика разбрелась!
Матифу присел на скамейку и могучей рукой осторожно, словно боясь переломать своему маленькому товарищу кости, привлек его к себе.
ГЛАВА ВТОРАЯ Спуск трабаколо
- Значит, ни с места? - спросил Матифу.
- Что ни с места? - переспросил Пескад.
- Да дела.
- Они могли бы идти походче, слов нет, но могло бы быть и того хуже.
- Пескад!
- Что, Матифу?
- Ты не рассердишься, если я что-то скажу?
- Может быть, и рассержусь, если оно того стоит.
- Так вот... тебе бы лучше со мной расстаться.
- Как это «расстаться»? Оставить тебя в беде? - спросил Пескад.