Выбрать главу
т. Ни птицы в небе, ни любви. Бредет, нетверд, Бедняк из бедняков! А все, победно горд, Он в полдень ждет зари, он грезит о рассвете. К печальной юности добрее будьте, дети! Поймите: в жизни, там, где ждет вас путь борьбы, Нет равенства души, нет равенства судьбы. Трудней для нищего большие достиженья. Он вашего вдвойне достоин уваженья: Средь вас он всех бедней — и всех вас больше он. Поймите: горем и заботой удручен, Сын бедной хижины дает вам свет и разум; Без хлеба сам сидит, а дарит вас алмазом! Свет лампы, длинный зал, еловые столы И вечный этот гам… Сердцами вы не злы, — Потише, мальчики! От гложущей тревоги И так без времени седеют педагоги. Вам — шалости, а он — он изнемог вконец; Его душа — трава, и жадный зуб овец Ее грызет. Ваш смех ему — как пламя смерти; Он задыхается без воздуха, поверьте! Бессильный гнев кричит: «Пощады!» — а слеза Не смеет вылиться и втайне жжет глаза. Его в часы труда изгложет ваша скука, А ваш час отдыха ему двойная мука. Истерзанную мысль всю отдает он вам. Она, как белый лист, что ходит по рукам, Становится, глядишь, черней, мертвее, суше: Опустошили вы и память в нем и душу… Кто выпустил словцо, а кто смешок и свист — И мысль замарана; подай вам новый лист! А если вдруг мечта зажглась и озарила Его склоненный лоб, — уже текут чернила, Чтоб захлестнуть лазурь, чтоб загасить ее; И перья, налетев как злое вороньё, Терзают и клюют, и рвут ее на части — И скука прежняя вернулась, как ненастье. Днем помечтать нельзя, а ночью сон не в сон. На крепкой ниточке привязан сердцем он К ученику. Уйти? Лететь крылатой думой От этой душной тьмы, от мелочного шума В чертоги замыслов? Нельзя! Ученики, Все эти мальчики, что так резвы, легки, Оцепят — и с высот он падает в бессилье: Рой легких мотыльков свинцом осел на крылья. Он — мученик, а вы — вы пыткой каждый час Его терзаете, распятого за вас! На нем сорвете вы, как повелся обычай, И горечь и успех. В законную добычу Вам отдан день его и на забаву — ночь. Вы — буря; спорить с ней несчастному невмочь, — Его сметет ваш смех и буйное веселье; Вы — беззаботный пир, он — на пиру похмелье; Вы — хор, он — горький крик, врезающийся в хор. Кто знает? Может быть, он, хоронясь как вор, Стесняясь доброго поступка, как дурного, Задумчивый аскет, голодный и суровый, В одежде латаной, средь нищих — нищий брат, Готовый старикам всегда помочь, он рад, Что может превратить бессонницу, лишенья, И голод, и веков высокие творенья, Которые детей он учит понимать, — В вязанку топлива, чтоб отогрелась мать, В обнову для сестры, кисейную косынку; Свой пот, свою слезу — в жемчужную росинку, Чтоб тихим вечером продрогший голубок Бесшумно прилететь и выпить каплю мог. Поймите, мальчики: подвижник незаметный, Как долгу своему он предан беззаветно, Глаза и душу сжег на нем! Полумертвец, Он вертит жернова — и станет, наконец, Для скованной его души, простой, безгневной, Пожизненной тюрьмой затвор ваш однодневный. Поймите: как траву, его ваш топот мнет, Он не смеется, он — поймите — не живет! Вас будущее ждет, зовет апрель веселый, Вам завтра — улететь в широкий мир из школы, Ему — остаться здесь, и завтра для него, Как настоящее, и глухо и мертво. Ему всегда декабрь, хоть май свети в окошко, Всегда мощеный двор, и эта комнатешка, И непогодь, и дождь, и снег. Когда ж потом Войдете вы в лета, он будет стариком. И, если не умчит его волной счастливой, Всегда он будет здесь, печальник молчаливый, Делить с учеником во мраке этих стен Не радость буйную, а тяготы и плен. Так преклонитесь же пред ним с хвалой любовной, Пред ним, колодником, казнимым невиновно, Пред подвигом его. Что дал он? Что берет? Пусть он предстанет вам таким, как есть: он тот, Кто просветил ваш ум, кто дал клинок вам в руки С двояким лезвием — искусства и науки, Чтоб, истину любя, могли вы жизнь пройти И. за прекрасное сражались бы в пути! Святым представится он вам в своем призванье Вести к высокому, и к пользе, и к Познанью Орду смятенных душ под утренним лучом. Где паствою сердца, там разум пастухом. Пока он здесь и звук скандовки однотонной Его баюкает — и вот он никнет сонно, — Пусть в гулких сумерках из приоткрытых книг Забьет поэзии живительный родник; Пусть от Овидия, Софокла и Платона, Пусть от крылатого и ясного Марона, От драматических Эсхиловых химер, От вас, полубогов, Гораций и Гомер, К нему, ревнителю далекого величья, К нему, оратаю смиренного обличья, — Пусть низойдет к нему, трудившемуся век На ниве, названной «грядущий человек», От гармонических возвышенных творений Пусть низойдет к нему, благословляя, гений!