Вам предстоит бурная полемика. Есть одно право, чувствующее себя с вами спокойно и уверенно, знающее, что его будут уважать, — это право на реплику. Я пользовался им на свой страх и риск и даже злоупотреблял им. Судите сами. Однажды — вы, вероятно, это помните, — в 1851 году, во времена республики, я находился на трибуне Собрания; выступая, я произнес: «Президент Луи Бонапарт — заговорщик».Один почтенный республиканец той поры, умерший сенатором, г-н Вьейяр, крикнул мне, справедливо возмущенный: «Вы бесчестный клеветник».На это я ответил безрассудными словами: «Я разоблачаю заговор, который имеет целью восстановление империи».Тут г-н Дюпен пригрозил мне призывом к порядку, страшной и заслуженной карой. Я весь дрожал. Но, к счастью для меня, я слыву глупцом. Это меня спасло. «Господин Виктор Гюго не понимает, что говорит!»— воскликнул один из членов большинства, полный сострадания. Эти снисходительные слова свершили чудо, все утихло, г-н Дюпен оставил свою разящую молнию в кармане. (Именно туда он охотно засовывал свое знамя. Объемистый карман! При случае г-н Дюпен сам бы спрятался в нем, если б мог.) Но признайтесь, что я злоупотребил правом на реплику. Так будем же считаться с ним.
К тому же это было странное время. Мы жили при республике, а «Да здравствует республика!»было мятежным возгласом. А вы, все вы были в тюрьме, за исключением Рошфора, который был тогда в коллеже, а сейчас в Бельгии.
Вы будете поощрять молодую, лучезарную группу поэтов, восходящую сейчас с таким блеском и поддерживающую своими трудами и своими успехами все великие утверждения нашего века. Никакая щедрость не будет здесь чрезмерной. Вы передадите пароль надежды этой восхитительной молодежи настоящего, на челе которой честная искренность будущего. Вы объедините во всеобщей несокрушимой вере эти прилежные и гордые умы, полные трепетной радости расцвета, которые заполняют по утрам школы, а по вечерам театры — другие школы, которые утром ищут истины в науке, а вечером устраивают овации великому в поэзии и прекрасному в искусстве. Я знаю этих благородных молодых людей нашего времени и люблю их. Я посвящен в их тайну и благодарю их за тот нежный шепот, который так часто доходит до моего слуха, напоминая отдаленное жужжанье пчелиного роя. У них таинственная, твердая воля, и они сделают много хорошего, я ручаюсь. Эта молодежь — Франция в цвету. Революция, ставшая вновь зарей. Вы будете общаться с этой молодежью. Всеми магическими словами — долг, честь, разум, прогресс, родина, человечество, свобода — вы пробудите бесчисленное множество отголосков, живущих в них. То будет глубокий отзвук, способный на все великие ответы.
Друзья мои, и вы, мои сыновья, в путь! Начинайте вашу смелую битву. Ведите ее без меня и со мной. Без маня, потому что мое старое воинствующее перо не присоединится к вашим; со мной, потому что моя душа будет с вами. В путь, творите, живите, боритесь! Плывите неустрашимо к вашему неколебимому полюсу — свободе, но обходите подводные камни. Они встречаются. Отныне, в моем одиночестве, мне будет видеться вдали, освещая мои старческие сны, торжествующий призыв. Трубный звук призыва — это тоже может присниться.
Я не буду больше говорить со страниц газеты, которую люблю, и с завтрашнего дня останусь только вашим читателем. Читателем печальным и растроганным. Вы будете вести свою борьбу, я — свою. Да я уже и годен лишь на то, чтобы жить наедине с океаном; я — спокойный и встревоженный старик; спокойный потому, что нахожусь в глубине пропасти, и встревоженный потому, что моя страна может упасть в нее. У меня перед глазами драматическое зрелище: морская пена, нападающая на утес. Величие природы отвлекает меня от императорских и королевских величеств. Одним отшельником больше или меньше — не все ли равно! Народы идут навстречу своим судьбам. Нет разрешения от бремени, которому не предшествовало бы вынашивание плода. Годы ведут свою неторопливую работу, содействуя созреванию, и все этим подготавливается. Что касается меня, то, покуда церковь возлагает венец на папу по случаю их золотой свадьбы, я крошу хлеб для птичек на крыше своего дома, равнодушный ко всем венцам на свете, даже к куполам, увенчивающим здание.
Виктор Гюго.
Отвиль-Хауз, 25 апреля 1869
КОНГРЕСС МИРА В ЛОЗАННЕ
I. Письмо друзьям мира
Брюссель, 4 сентября 1869
Сограждане мои по Соединенным Штатам Европы!
Позвольте мне назвать вас этим именем, так как европейская федеративная Республика уже основана юридически, если еще не установлена фактически. Вы существуете — значит, она существует. Вы подтверждаете ее существование своей сплоченностью, в которой намечается грядущее единство. Вы — зачинатели великого будущего.
Вы избрали меня почетным председателем вашего конгресса. Я глубоко тронут этим.
Ваш конгресс — нечто большее, чем совещание мыслящих людей; это своего рода редакционный комитет, создающий законы для будущих времен. Собрание выдающихся умов правомочно только при условии, что оно представляет народ; вы вполне отвечаете этому требованию. Уже сейчас вы заявляете тем, кому это ведать надлежит, что война есть зло, что убийство омерзительно, даже если убийца прославлен, носит королевский титул и кичится своим преступлением, что кровь человеческая — великая драгоценность, что жизнь человеческая священна! Торжественное предупреждение!
Увы, еще одна война, последняя, необходима, и я отнюдь не принадлежу к числу тех, кто это отрицает. Какою будет эта война? Завоевательной. Что же нужно завоевать? Свободу.
Первая потребность человека, первое его право, первый его долг — свобода.
Цивилизация неуклонно движется к единству языка, единству мер, единству денежной системы и к высшему единству — слиянию наций в единое человечество. Сказать: доброе согласие — то же, что сказать: облегчение существования; сказать: изобилие и жизнь — то же, что сказать: свобода сношений. Границы — худший вид порабощения. Кто говорит: граница, тот говорит: повязка сдавливающая кровеносные сосуды. Разрежьте эту повязку, сотрите границы, уберите таможенника, уберите солдата, иначе говоря, установите свободу — вслед за этим установится мир.
Мир, отныне незыблемый. Мир, установленный раз навсегда. Мир нерушимый: нормальные условия труда, обмена, спроса и предложения, производства и потребления; нормальные условия всеобщей созидательной работы, взаимодействия всех отраслей промышленности, движения идей, прилива и отлива населения.
Кто заинтересован в существовании границ? Короли. «Разделяй, чтобы властвовать!» Граница подразумевает заставу, а застава — солдата. «Прохода нет» — вот общая формула всех привилегий, всех запретов, всех видов цензуры, всех видов тирании. Граница, застава, солдат — вот откуда идут все бедствия человечества.
Король — исключение среди людей: чтобы защитить себя, он нуждается в солдате, а солдату в свою очередь, чтобы жить, нужно убивать. Королям нужны армии, армиям нужна война — иначе теряется смысл их существования. Как это странно: человек соглашается убить другого человека, сам не зная за что. Искусство деспотов состоит в том, чтобы раскалывать нацию на армию и народ. Одна половина угнетает другую.
Войны ведутся под всевозможными предлогами, но истинная причина у них всегда одна — армия. Не будет армий — не будет войн. Но как упразднить армию? Путь к этому один: свержение деспотизма.
Как все тесно связано! Уничтожьте тунеядство во всех его видах — цивильные листы, оплачиваемое безделье, содержание духовенства за счет государства, вознаграждение судей правительством, синекуры аристократии, безвозмездное использование общественных зданий, постоянные армии; вычеркните все это — и вы подарите Европе десять миллиардов в год. Одним росчерком пера вы намного упростите проблему нищеты.