— Да ничего, — отозвался Простак, весьма вольно толкуя факты.
— Повеселился, пока я дремал? Потолковали с Тюльпаном о том, о сем? Прекрасный пес, верно?
— О, да! Чудесный. А он безопасен?
— Ну что ты, конечно, он в полной безопасности. Вряд ли найдется такой осел, чтобы нападать на Тюльпана. У него силы на десятерых, потому что он чист сердцем. Ладно, Фиппс, а ночка-то катится. Может, выйдем, взглянем, что нам может предложить город? Мне говорили, что стоит навестить кабаре в «Пьяцце».
— Это было бы здорово!..
— Ну, так отправились. Тюльпан, за мной!
— Собаку в «Пьяццу» не пустят.
Мэрвин нахмурился. Глаза его сузились, точно у героя вестерна, столкнувшегося с угонщиками скота. Властного человека больше всего раздражает, когда кто-то пытается командовать им.
— Как это, не пустят? — пронзительно взглянул он на Простака. — А кто? Ты?
— Нет, что ты!
— Честное слово, кто-то это сказал, — озадачился Мэрвин. — Игра акустики, не иначе. Ну, двинулись! Тюльпан, к ноге! Следующая остановка — «Пьяцца».
Посмотреть на представление кабаре в «Пьяцце» собралось много кутил. В зале «Шампанское» яблоку было негде упасть, но силой своего обаяния Мэрвин Поттер раздобыл столик у самой площадки. После довольно колкого спора Тюльпана водворили в гардеробную, на специальную подстилку. Официант принес меню, и желудок Простака поздравил хозяина, как и подобает желудку, предвкушающему счастливую развязку.
Взмахом руки Мэрвин отослал официанта.
— Еды не надо, — распорядился он. — Только бутылку шампанского.
Простак почувствовал, как его желудок вскочил на ноги, в изумлении вздернув брови.
— Э, послушай, — проблеял он, — я бы съел почек или бифштекс. Или еще чего-нибудь.
— Нет, не съел бы. Почки? Бифштекс? После нашего роскошнейшего обеда? Фиппс, ты не должен поклоняться желудку, — укорил его Мэрвин. — Поставьте бутылку подальше от моего друга, — добавил он, когда официант принес шампанское. — Он у нас симпатичный, — доверительно пояснил он официанту с присушим ему обаянием, — но, видите ли, не знает меры. Хлебает с самого завтрака. Один бокал, Фиппс, так, для компании. Но не больше.
— Ты послушай…
На лице Мэрвина опять проступило опасное выражение.
— Надеюсь, ты не собираешься затевать спор?
— Нет-нет.
— Ну и отлично. — И Мэрвин задремал.
Простак решил, что наступило время завершить встречу. От дальнейшего общения с крепко выпившим идолом экрана он не видел ни удовольствия, ни выгоды. Ему нестерпимо захотелось удрать.
Готовясь подняться, он подтянул ногу, и что-то невидимое тут же вцепилось в нее крепкими зубами. Пренебрегая опасностью — а вдруг рассердится? — Простак потряс друга за плечо.
— Да? — шевельнулся во сне Мэрвин. — А, Фиппс, привет. Я так и думал, что наскочу на тебя здесь. А кто это с тобой? Фотеринг? Как делишки, Фотеринг? Кстати, я только что вспомнил кое-что полезное. Когда на вас нападает чиновник, смотрите налево, отпрыгивайте направо. Это его одурачит.
Простак поблагодарил, сказав, что непременно возьмет совет на заметку.
— Меняя на минутку тему, — сказал он, — твой пес сейчас под столом. Он вцепился мне в ногу.
Приподняв скатерть, Мэрвин проверил его слова.
— А ведь ты совершенно прав. Он там. Привет, Тюльпаша! И снова погрузился в сон.
Танцы и песни немножко скрасили Простаку вечер, надо ведь как-то отвлечься. Смотря представление. Простак до какой-то степени сумел пренебречь сварливыми стонами желудка. Мэрвин все спал. Но сон его был недолог. В каждом кабаре есть номер, когда хористки кидаются разными предметами в зрителей. Был он и тут. Через некоторое время ватный снежок, неотъемлемая часть номера «Зима», угодил Мэрвину в закрытый глаз. Когда он открыл глаза, другой мазнул его по кончику носа. Хористки заметили, что этот гость спит, и не стали растрачивать реквизит на более оживленных клиентов.
Песенка «Мы сражаться не хотим, но уж если мы начнем, бе-е-регись!», казалось, написана специально для Мэрвина. Оставьте его в покое, и он вас не будет трогать. Как говорится, сердцем за мир. Но если кто предполагает, что ему недостает гордости и боевого задора, он сильно ошибается.
— Ну, хватит, — сдержанно заметил он, и те, кто знал его хорошо, могли сказать, что больше всего его следует опасаться, когда он говорит мрачным, сдержанным тоном.
Мэрвин приподнял скатерть. Оттуда вопросительно выглянула шафрановая морда. Он махнул рукой в направлении хористок, которые проделывали что-то таинственное с белоснежными туфельками.
— Ату их, Тюльпан! — приказал хозяин.
Простак поднялся из канавы неподалеку от отеля «Пьяцца» и суетливо поправил галстук. Припомнить, как он угодил сюда, ему не удавалось, но он помнил, в каком порядке их маленькая компания вылетела на мостовую. Первым приземлился он сам, потом Мэрвин и, наконец, Тюльпан, который проплыл по воздуху и стукнул его между лопаток. Оглянувшись, Простак увидел двух своих спутников; один отряхивал пыль с брюк, второй лаял на администрацию. По-видимому, ни одного из них не тревожило то, что случилось. Мэрвин, например, вообще пребывал в самом радужном настроении. Легкая раздраженность, прорывавшаяся в последний час, растаяла без следа.
— Ну, Фиппс, куда теперь? — жизнерадостно осведомился он.
— В постель? — предложил Простак. Мэрвин удивился до крайности.
— В постель? В самый разгар вечера? Нет, Фиппс. Мы можем отправиться кое-куда получше. Квартал, где мы сейчас находимся, наводнен кабаре, и у искателей удовольствий выбор не ограничен. Как ты насчет «Бриллиантовой Подковы»?
— Нет-нет, спасибо.
— Ну, а «Латинский Квартал»?
— Не стоит, правда.
— Ну, так к «Леону и Эдди»? Или в «Копакабану»? Ты, Фиппс, только словечко скажи. Куда пойдешь ты, туда и я.
Простак ответил, что его больше не тянет в кабаре, и Мэрвин добродушно принял его решение.
— Тогда я скажу тебе, что мы сделаем. Эй, такси! — окликнул Мэрвин. — Отвезите-ка нас на Кинг-Пойнт, Лонг-Айленд, да не жалейте лошадей. Мы поедем, Фиппс, и поболтаем с моей невестой.
— Но послушай!
Добродушие Мэрвина иссякло. В голосе у него вновь пробилась тихая опасная нотка.
— Ты, что же, возражаешь против этой встречи?
— Нет-нет, но…
— Скажи, Фиппс, тебе не нравится моя невеста?
— Нет-нет, что ты!
— Очень надеюсь. Она очаровательная девушка, милее и не сыщешь. Мисс Гермиона Бримбл, дочка хорошо известного финансового магната С. Хамилтона Бримбла, а также, по любопытному совпадению, миссис С. Хамилтон Бримбл. Ты, возможно, видел, как она порхает по этому вашему отелю. Высокенькая такая, личико — мрамор при свете звезд, глаза сверкают, словно изумруды на солнце. Ну, то есть, они зеленые, — пояснил Мэрвин. — Тебе она ужасно понравится. И я уверен, знакомство с тобой дополнит ее счастье.
— Черт побери! Она же не пожелает видеть меня среди ночи.
— Недооцениваешь ты, Фиппс, своей привлекательности. Ты излучаешь обаяние независимо от времени. Я слышал, и не однажды, от очень надежных людей, что как бы поздно ни пришел Сирил Фотеринг-Фиппс, он остается Сирилом Фотеринг-Фиппсом. Водитель, тронулись. Когда доберемся до Кинг-Пойнта, я буду направлять вас жестом и словом.
Чтобы добраться до Кинг-Пойнта на Лонг-Айленде, нужно переехать через мост Трайборо, доехать до Грейт Нек и свернуть на Мидлл Нек роуд. Поездка долгая и была бы крайне утомительной, не разнообразь ее Мэрвин песенками, которые напевал приятным баритоном. Когда они прибыли, Мэрвин подосадовал, что дом тонет в темноте. Как приверженец этикета он указал, что в окне должен сиять свет, путеводный маяк для путника.
— Лампа, — посетовал он, — или хотя бы свеча. Однако, — прибавил он, вновь приободряясь, — мы можем пренебречь формальностями. Вон там, по-моему, комната моей невесты, и если я не ошибаюсь, для нас открыты три пути. Мы можем остаться здесь и покричать погромче. Можем бросать камешками в окно. Наконец, ты можешь взобраться туда по водосточной трубе. Да, это лучше всего. Полезай наверх, Фиппс. Постучи дважды и произнеси мое имя.