— У нас огромный успех.
— Кто так говорит?
— Все так говорят. Вы что, статей не читали?
— Каких?
— О спектакле. В газетах.
— В газеты у меня не хватило духу заглянуть.
— Динти, у тебя есть газеты?
— Здесь нет. Сходить купить?
— Пожалуйста. И на всей скорости.
— Ладно. А позже, если улучите момент, мистер Шуберт, мне бы хотелось продолжить тему, на которую я говорила, когда нас перебили. Мне много чего есть сказать по этому поводу.
Оскар беспокойно дожидался, пока закроется дверь. Потом, повернувшись к Простаку, осведомился хриплым шепотом:
— Ну, а теперь честно — как наши дела?
— У нас хит! Грандиознее не бывает!
— Да нет-нет, — перебил Оскар. — Она ведь ушла. Можете сказать мне прямо.
— Толпы страждущих звонят, желая купить спектакль для Лондона.
Оскар вздрогнул.
— Сколько вы за него получили?
— Я его еще не продал.
— Что!
— Разумеется, нет. Продать спектакль, вот так глупость! За каким таким чертом мне продавать его?
Фричи жалобно вцепился в рукав партнера, взволнованный донельзя. И заблеял, словно овца, на которую был так похож:
— Послушайте! Я считаю, если мы можем получить какие-то деньги, надо их взять… а? Я себя не чувствую спокойно.
Простак осмеял его страхи:
— Вот продолжим, выпустим еще несколько спектаклей, и вы почувствуете себя спокойно.
— Вы думаете, нам это надо?
— Разумеется. У нас не конец, а самое начало. Я планирую делать большой мюзикл с десятью комиками и сотней красоток.
— Да, — Оскар потянулся за шляпой, — мне следует выйти из бизнеса.
— Из нашей фирмы? Ну, что ж. Я и сам управлюсь.
— Выкупите мою долю?
— Запросто.
— О-о, — проблеял Оскар, кладя шляпу обратно. — Ну… тогда… прямо не знаю, — рядом с ним ясно обозначился Гамлет, похлопал по спине и заверил, что прекрасно его понимает.
— Знаете, что я сделаю, дорогуша? — сказал Простак, залихватски сбивая шляпу набекрень. — Я скуплю всех крупных драматургов, какие есть в стране, и заключу с ними контракт. А потом куплю все иностранные пьесы. Создам, как говорится, монополию.
Адамово яблоко Оскара так и скакало вверх и вниз.
— Вот как?
— А когда получу права на все пьесы, стану скупать театры.
— Театры?
— Да.
— Скупите все театры?
— Ну, мне же надо где-то ставить пьесы. Адамово яблоко опять пустилось галопом.
— Но, послушайте… А если что-нибудь случится? Предположим, что-то где-то пойдет не так?
— Разве это возможно?
— Вполне. Вполне.
— Нет, ни единого шанса. Хотите, я открою секрет шоу-бизнеса? Все просто. Давайте публике то, что ей хочется.
— Как это угадать?
— Им всегда хочется одного.
— Раз уж я вошел в театральный бизнес, — заметил Оскар, печально покачивая головой, — вкусы у них переменятся.
Вернулась Динти с охапкой газет под мышкой и визиткой в руке.
— Эй! — с порога выкрикнула она. Простак виновато взглянул на нее.
— Почему — «эй»?
— Пари держу, оно тебе потребовалось, как только я вышла из комнаты.
В этом крылось столько правды, что Простак поспешил переменить тему.
— Я вижу, у тебя визитка, — довольно равнодушно заметил он. — Кто-то ждет в приемной?
— Да.
Простак сделал торжествующий жест.
— Видите, Оскар, и минуты не прошло, как какой-то страждущий топчется в офисе, горя желанием войти в бизнес. Кто он?
— Один из тех типусов.
— Типусов? Ах, да! Из тех, кто заходил без меня.
— Правильно. Это первый. Тот, кто не назвался и обещал зайти позже.
— Не знаю, отчего, — вмешался Оскар, дрожа, как при болезни Паркинсона, — но у меня предчувствие. Это дурные вести.
Простак взглянул на визитку. Она ничего ему не сказала.
— Совершенно незнакомый тип. Кто-кто, а я немало поболтался по миру, но и не слыхивал про Дж. Бромли Липпинкотта.
— Адвокат, — прибавил Оскар, заглядывая ему через плечо. — Да, эта вот часть, про адвоката, мне совсем не нравится.
— Он сказал, что ему надо?
— Ни словечка. Нем, как могила.
— Наверное, пришел сделать предложение.
— Только не адвокат, — покачал головой Оскар. — Они предложений не делают. Может, вы чего-то натворили до театрального бизнеса? — с надеждой спросил он.
Простак превратился в энергичного администратора.
— Дам ему пять минут, послушаю, с чем явился. Зови его сюда, владычица моего сердца.
— Да, мой король.
Фричи уже трепетал, как осиновый лист.
— Знаете что? Пари держу, мы купили шоу не в том театре.
Прежде чем Простак успел прокомментировать это неприятное предположение, вернулась Динти, ведя посетителя. Как только Простак увидел его, то тут же и понял, что посетитель необычный. Из тех, кто открывает в жизни новую эру.
Дж. Бромли Липпинкотт был высок, темноволос и похож на мертвеца. На вид ему было лет шестьдесят, но, вполне вероятно, он и в десять лет выглядел точно так же. Как часто бывает с адвокатами, казалось, что, насмотревшись на темные стороны жизни, он с ходу подозревает всех в самых гнусных преступлениях. «Устрашающий» — вот самая подходящая характеристика для Дж. Бромли, а «зловещий» — для пухлого портфеля, который он нес, точно щит. Труп в нем спрятать размеры не позволяли, разве что карлика, но темные секреты половины жителей Нью-Йорка вполне поместились бы, и у нервного наблюдателя тут же перед глазами всплывали документы, доказывающие что он, нервный наблюдатель, официально лишен всяких прав на владение имуществом или что-то в этом роде. Такой это был портфель.
Посетитель поставил его на стол, словно боевик из банды «Черная Рука», подкладывающий бомбу в гардероб ресторана, и с минуту стоял, рассматривая Простака с Оскаром, мало того, проникая сверлящим взглядом в самые глубины их чувствительных душ. Точно Старый Мореход, он завораживал их сверкающим взглядом.
— Доброе утро, — поздоровался адвокат.
Слова совсем простые, но произнес он их тоном детектива, разоблачающего убийцу в финальной главе триллера, и Оскар Фричи, глядевший на него широко раскрытыми, полными ужаса глазами, конвульсивно вздрогнул, словно он лениво посиживал на электрическом стуле, а какой-то грубый шутник взял да и врубил ток. Было ясно и очевидно, что Фричи опасается худшего.
Да и сам Простак чувствовал себя совсем не так беззаботно и беспечно, как ему хотелось. Что-то такое было в этом адвокате, что леденило душу. Где-то, в разных точках Соединенных Штатов, наверное, жили друзья его детских лет или старые приятели, учившиеся с ним в юридической школе, которые считали Дж. Бромли Липпинкотта своим парнем и получали удовольствие от его общества; но Простак к их числу не принадлежал. Адвокат ему не понравился.
Встретив взгляд блекло-серых глаз, Простак тотчас вспомнил предсказание сивиллы — вот он, зловещий брюнет.
— Вы хотели меня видеть? — спросил Простак, теребя галстук, и Дж. Бромли Липпинкотт бросил на него короткий, быстрый взгляд, очень резкий и неприятный.
— Кто из вас Сирил Фиппс? — стальным голосом осведомился он.
— Вот он! — с огромным облегчением указал Оскар. Впервые ему, бедняге, показалось, что перед ним мелькнула синяя птица счастья. Но облегчение длилось недолго.
— А вы — Оскар Фричи? — проницательно уточнил посетитель.
— Да, — прошелестел Оскар, вверяя душу Богу. Вот и спета песенка! Ничто его не спасет.
— А-а, — произнес мистер Липпинкотт и погрузился ненадолго в молчание, задумавшись, возможно, о виндикационном иске или о чем-то подобном. Потом взгляд его наткнулся на портфель и, вспомнив, при виде его, что у него есть миссия, он приступил к делу. Говорил он по-прежнему стальным голосом, напомнившим Простаку менеджера его Лондонского банка, когда тот выражал сожаление, что при данных обстоятельствах банку будет неудобно — да что там, попросту невозможно — разрешить ему превышение кредита.
— Я заходил к вам, джентльмены, и раньше и оставил сообщение, что еще вернусь.
— Да-а? Жалко, я не знал, — проблеял Оскар.