Графу стало интересно. С некоторых пор это имя запечатлелось в его сердце.
— Хотел бы я знать, связан ли он с моим занудой. Какой-то Элл ери Кобболд все время шлет мне из Нью-Йорка письма и телеграммы. А сегодня он подговорил дружка, чтобы тот позвонил мне пораньше и запел в самое ухо. В семь часов! Ты только подумай. Ровно в семь. Часы над конюшней пробили — и пожалуйста.
— Насколько я понимаю, Стэнвуд — его сын. Он говорил, что они живут в Нью-Йорке или где-то поблизости. Так вот, он меня спас, но я все равно не выдержала.
— Пошла бы еще куда-нибудь. Ты такая красавица!
— Что ты, я ползти не могла. И ждать — тоже.
— Совсем денег не было?
— Совсем.
Лорд Шортлендс с пониманием кивнул.
— То-то и оно. Что ни возьми, нету денег. Вот, скажем, если бы у меня было двести фунтов, я бы женился на миссис Пентер.
— Знаю, она мне говорила.
— Хочет завести кабачок. Отдохнуть от трудов на склоне жизни. Что ж, это понятно. Женщине нужен дом со всеми финтифлюшками. Но мне-то, мне каково? Где я раздобуду деньги? А Спинк не дремлет. У него кое-что есть. Этот Блейр ему сунул фунтов пять, меня чуть не стошнило. А прошлогодние американцы? Тоже, я думаю, озолотили. Да, к цели он ближе.
— Заметь, он играет на скачках.
— Верно. А вдруг много выиграет?
— Миссис Пентер говорит, что он все время проигрывает. Это ей не нравится. Муж должен быть надежным.
— Она сама сказала?
— Да. Я заходила к ней попрощаться и хлопотала за тебя. Ты знаешь, у нее была несчастная любовь. Кто-то ее обманул, и она ищет надежности.
— Хочет прислониться к крепкому стволу?
— Вот именно. Я тебя расписала, но ты ей и так нравишься. «Ваш папаша, — говорит, — не такой красивый, как мистер Спинк, и не такой обходительный, он попроще, зато верный человек».
— Ха!
— Словом, иди вперед. Плюнь ты на эту красоту! Душа, вот что главное, а у тебя ее сколько хочешь. Поверь, мой ангел, ты выиграешь.
Граф был польщен, но не решился отбросить сомнения. Когда живешь так, как он, становишься реалистом.
— Если, — напомнил он, — раздобуду двести фунтов.
— Что ж, попробуем.
Зазвонил телефон. Теперь граф смелее поднял трубку.
— Это тебя.
— Майк?
— Да. Спрашивает, получила ли ты письмо.
— Получила. Передай ему: «Нет».
— Нет?
— Вот именно.
— В каком смысле?
— Он поймет, не бойся.
— Письмо получила, — сообщил лорд Шортлендс трубке, — и просит сказать: «Нет». А? Сейчас-сейчас. Он хочет знать, изменила ли ты прическу.
— Не изменила.
— Не изменила. А? Я ей передам. До свидания. Он говорит, очень хорошо, а то не будешь похожа на ангелов Боттичелли. А что значит «Нет?»
Терри засмеялась.
— Он спрашивает, выйду ли я за него.
Лорд Шортлендс по мере сил уподобился заботливому отцу.
— Выходи, — сказал он. — Надо же выйти замуж.
— Вообще-то надо.
— Ты подумай, что это значит. Свобода. Сво-бо-да. И потом, ты не будешь смотреть на ров.
— Адела хочет, чтобы я вышла за Блейра.
— Не стоит.
— Я и не выйду.
— Молодец. Ров рвом, но не за такую же цену!
— Это верно. И потом, он женится на Кларе.
— Батюшки! Он об этом знает?
— Пока — нет.
Граф немного подумал.
— А ты права. Она мне чуть голову не откусила, когда я его назвал пузатым оболтусом. Помню, я удивился. Что ж, спасибо, что тебе он не нравится.
— Ни в малейшей мере. Какая спесь! Говорит со мной, как с соплюшкой.
— Со мной он говорит, как с кретином. Расскажи-ка лучше про Кардинела. Когда вы познакомились?
— Помнишь, восемь лет назад Тони пригласил приятеля?
— Как я могу помнить этих жаб?
— Майк не жаба. Он очень красивый. Как-то мы сидели в кафе со Стэнвудом, а он зашел. Они подружились в Америке.
— Что, он тоже американец?
— Да, из Калифорнии. А учился здесь. Так вот, он подошел и спросил, не забыла ли я его.
— Ты не забыла?
— Конечно. Он к нам подсел, потом Стэнвуд ушел писать своей девице, и Майк прямо над кофе сделал мне предложение.
— Однако!
— Я тоже удивилась. Но он сказал, что любит меня с тех пор. Тогда не смел признаться.
— Что-то я в нем робости не заметил.
— Он ее преодолел.
— А кто он, собственно?
— Греческий бог, Шорти.
— Нет, что он делает?
— Работает в голливудской фирме, вроде актерского бюро. Уломают звезду, им — десять процентов гонорара.
Лорд Шортлендс оживился. Он читал о том, сколько получают звезды.
— Господи! Да он богач.
— Ну, он — младший партнер, но в общем — не жалуется.
— Я бы в него вцепился!
— А я не вцепилась.
— Он тебе не нравится?
— Нравится. Но замуж я за него не выйду.
— Почему?
— Есть причина.
— Какая?
— Ах, просто причина! Бог с ней. Поговорим лучше о тебе и о двух сотнях.
— Прямо не знаю, где мне их раздобыть.
— Может, попросить у Дезборо?
— Да я пытался. Он от меня убегает, как кролик.
— Сейчас он сюда придет поглядеть на эту марку. И не убежит, у него приступ.
— Да, верно.
— Хватай его и держи. Не подлизывайся, действуй шоком. А, Дезборо! Привет.
Зять лорда Шортлендса, щуплый человечек в пенсне, на пятом десятке, был вылитым вице-президентом любой компании. Шел он медленно, опираясь на трость, но взгляд его был зорок и бодр. Когда речь заходила о марках, он походил на вице-президента, подметившего непорядок в отчете.
— Скажи, Терри, — начал он, — где этот… А!
Завидев альбом, он отрешился от всего сущего. Граф и Терри переглянулись. «Ну!» — говорила она. «Сейчас, минуточку…» — отвечал он. Передав такой сигнал, лорд подошел к зятю и нежно тронул его плечо.
— Интересные марочки? — как можно сердечней спросил он. — Дезборо, старина, вы не дадите мне две сотни?
— Две сотни?
— Я был бы очень признателен.
— Почему не спросить Аделу?
— Я спрашивал. Она не дает. Дезборо ощутил, что он загнан в угол.
— Я бы отдал вам последнюю рубашку…
Лорд Шортлендс заверил, что рубашка ему не нужна, в отличие от двухсот фунтов.
— Понимаете, — объяснил зять, — у нас с Аделой общий счет.
То был конец, можно сказать — судьба. Граф побрел к окну, а там бросил на ров взгляд, по сравнению с которым прежние казались просто кроткими.
— Эти общие счета… — пылко начал он, но продолжать ему не дали. Дверь снова открылась, и вошла старшая дочь.
Леди Адела Топпинг, лет на пятнадцать моложе своего мужа, была высока и красива. Екатерину II, русскую императрицу, она напоминала не только внешностью, но и той непреклонностью, благодаря которой властные женщины не терпят всякой ерунды. Судя по ее виду, с ерундой она только что столкнулась; и результат был настолько ясен, что муж свернулся бы в клубок и закатился под диван, если бы не рассматривал марки.
— Отец, — спросила она, — ты знаешь этого субъекта? И прибавила, сверившись с бумажкой:
— Подписывается «Эллери Кобболд».
Если пикадор потревожит быка, тот оставит матадора. Распаленный мыслями об этом счете, граф дерзко произнес:
— Эллери Кобболд? Из Нью-Йорка? Конечно, знаю. Он мне жить не дает.
— Откуда ты его взял?
— Мы — родственники. Во всяком случае, он так считает.
— Это не дает ему права посылать сюда сыночка.
— А он послал?
— Да. На неопределенное время. В жизни не слышала о такой наглости!
— Чистое хамство, — согласился граф, но не удивился. После того, что случилось рано утром, его не могли удивить американские поступки Кобболда.
Обрадовалась только Терри.
— Стэнвуд приедет? — сказала она. — Как я рада!
— Ты его знаешь?
— Мы с ним — как яичница с беконом.
— Что-что?
— Очень дружим. Он меня спас в Лондоне.
Что-то зашевелилось у стола. Дезборо Топпинг вышел из транса.
— Эллери Коббодд? — проговорил он. — Я с ним учился. Толстый такой…
— Вот как?
— А сейчас — ужасно богатый. Леди Адела вздрогнула.
— Во-от как?!