Два с лишком года тому назад г. Струве, защищавший тогда революцию, писавший тогда о необходимости открытых революционных действий, уверявший тогда, что революция должна стать властью, – этот г. Струве писал в № 71 заграничного «Освобождения»{77}: «в сравнении с революционизмом гг. Ленина и товарищей революционизм западноевропейской социал-демократии Бебеля и даже Каутского является оппортунизмом». Я отвечал тогда г-ну Струве: «где и когда претендовал я на создание какого-то бы ни было особого направления в международной социал-демократии, не тождественного с направлением Бебеля и Каутского?» («Две тактики», стр. 50 русского издания)[34].
Летом 1907 года мне пришлось указывать, в брошюре по вопросу о бойкоте третьей Думы, что в корне неверно было бы отождествлять большевизм с бойкотизмом или боевизмом[35].
Теперь по поводу вопроса о профессиональных союзах необходимо подчеркнуть так же решительно, что большевизм проводит тактику революционной социал-демократии во всех областях борьбы, на всех поприщах деятельности. Не в том отличие большевизма от меньшевизма, что первый «отрицает» работу в профессиональных союзах или кооперативах и т. п., а в том, что первый ведет иную линию в работе пропаганды, агитации и организации рабочего класса. Теперь деятельность в профессиональных союзах приобретает, несомненно, громадное значение. В противоположность нейтрализму меньшевиков мы должны вести эту деятельность в духе сближения союзов с партией, развития социалистического сознания и понимания революционных задач пролетариата. В Западной Европе революционный синдикализм во многих странах явился прямым и неизбежным результатом оппортунизма, реформизма, парламентского кретинизма. У нас первые шаги «думской деятельности» тоже усилили в громадных размерах оппортунизм, довели меньшевиков до раболепства перед кадетами. Плеханов, например, фактически в своей политической обыденной работе слился с господами Прокоповичами и Кусковыми. В 1900 году он громил их за бернштейнианство, за то, что они созерцают только «заднюю» российского пролетариата («Vademecum[36] для редакции «Рабочего Дела»», Женева, 1900 г.). В 1906–1907 годах первые избирательные бюллетени бросили Плеханова в объятия этих господ, ныне созерцающих «заднюю» российского либерализма. Синдикализм не может не развиваться на русской почве, как реакция против этого позорного поведения «выдающихся» социал-демократов.
Тов. Воинов совершенно правильно поэтому берет свою линию, призывая русских с.-д. учиться на примере оппортунизма и на примере синдикализма. Революционная работа в профессиональных союзах, перенесение центра тяжести с парламентских кунстштюков на воспитание пролетариата, на сплочение чисто классовых организаций, на внепарламентскую борьбу, умение пользоваться (и подготовка масс к возможности успешно пользоваться) всеобщей стачкой, а также «декабрьскими формами борьбы» в русской революции, – все это выдвигается с особенной силой, как задача большевистского направления. И опыт русской революции облегчает нам эту задачу в громадных размерах, дает богатейшие практические указания, дает массу исторического материала, позволяющего во всей конкретности оценить новые приемы борьбы, массовую стачку и применение прямого насилия. «Новы» эти приемы борьбы всего менее для русских большевиков, для русского пролетариата. «Новы» они для оппортунистов, которые усиленно стараются вытравить из воспоминания рабочих на западе – Коммуну, в России – декабрь 1905 года. Укрепить эти воспоминания, научно изучить этот великий опыт[37], распространить в массах уроки его и сознание неизбежности повторения в новом масштабе этого опыта – эта задача революционных с.-д. в России ставит перед нами неизмеримо более богатые содержанием перспективы, чем однобокий «антиоппортунизм» и «антипарламентаризм» синдикалистов.
Против синдикализма, как особого течения, т. Воинов выставил четыре обвинения (стр. 19 и след. его брошюры), с полной рельефностью обрисовывающие его фальшь: 1) «анархическая рассыпчатость организации»; 2) нервное взвинчивание рабочих вместо создания прочной «твердыни классовой организации»; 3) мещански-индивидуалистические черты идеала и прудоновской теории; 4) нелепое «отвращение к политике».
77