Крыжов. Зачем? Молод да умён — два угодья в нём. Осердился. Вот теперь, отдохнув, я бы поел…
Терентьев. Идём.
Людмила. Ну вот, нашли время…
(Уходят. Китаев пьёт пиво. Появляется Троеруков.)
Троеруков. Опаздывают певцы.
Китаев. Придут. Петь — не работать, придут!
Троеруков. Вы, товарищ Китаев, шофёром были?
Китаев. Кто тебе сказал?
Троеруков. Не помню.
Китаев. Ну, а если — был, так — что?
Троеруков. Правда, что шофёр так может срезать человека крылышком автомобиля, что никто не заметит?
Китаев (пристально разглядывая его). И человек этот — не заметит?
Троеруков. О нём — речи нет.
Китаев. Так. А… зачем ты спрашиваешь?
Троеруков. Чтобы знать. Меня ловкость интересует. И — не верю, что это можно сделать безнаказанно.
Китаев (не сразу). Ты — чему учишь? Петь?
Троеруков. Да.
Китаев. Ну и — учи! Автомобиль тебя не касается.
Троеруков. И — хорошо! А то — коснётся крылышком, и — нет меня!
Китаев (смотрит на него). Это… какая же мелодия в башке у тебя?
Троеруков. Это просто любопытство. Вот, начинают собираться наконец! Товарищи! Сильно опаздываете…
(Идут: Дуняша, ещё две девицы, двое рабочих.)
Китаев (посмотрев на них, берёт бутылку пива). Предлагаю выпить! Кто — за? Кто — против? Воздержавшихся — нет? Принято единогласно… (Наливает, пьёт.)
(Собрались певцы. Дуняша и Людмила запевают.)
Вдоль да по речке, Вдоль да по Казанке Серый селезень плывёт.(Китаев подошёл и тоже поёт. На террасе — Крыжов, хохочет, притопывая ногой. Терентьев, Арсеньева, глядя на него, тоже смеются.)
Китаев. Эх, мать честная! Здорово, ребята! (Кричит.)
А мы его по макушке Бац, бац, бац!Третий акт
У Сомовых. Та же терраса. Поздний вечер. Луна. Лидия — в кресле. Яропегов — шагает мимо неё.
Яропегов. Допустим, что ты говоришь правильно…
Лидия. Говори мне — вы! Тут свекровь ходит.
Яропегов. Несёт дозорную службу.
Лидия. И вообще — довольно! Всегда говори со мной на вы!
Яропегов. Слушаю. Итак — допустим, что ты — пардон, вы — рассуждаете правильно. Но у меня другой рисунок души, и я совершенно не выношу драм.
Лидия. У тебя — нет души.
Яропегов. Решено говорить на вы…
Лидия. Тише!
(Дуняша подаёт Лидии стакан молока.)
Лидия. Спасибо. Теперь вы свободны… Вот у Дуняши — есть душа. Она презирает всех нас.
Яропегов. Разве душа — орган презрения?
Лидия. Орган честных чувств. Дуняша честная с людьми.
Яропегов. Какой-то писатель проповедовал честность с собой. Это что-то вроде собаки, — собаки, которая водит слепого.
Лидия. А вы — не честный.
Яропегов. Спасибо. И — Сомов?
Лидия. Вы — все!
Яропегов (закуривая). Виноваты предки. Чёрт их научил избрать местом жительства этот идиотский земной мир! Представьте огромный арбуз, намазанный маслом. Страшно неудобно человеку стоять на нём, — скользишь направо, налево, вперёд, назад.
Лидия. Вы глупо шутите!
Яропегов. Может быть. Но — безобидно.
Лидия. С вами не стоит говорить о серьёзном.
Яропегов. Это — верно, ибо: что есть истина?
Лидия. Я думаю, вы кончите самоубийством.
Яропегов. Н-ну… едва ли!
Лидия. Или — сопьётесь.
Яропегов. Это — возможно.
Лидия. Вы вообще несчастный человек.
Яропегов. Не чувствую себя таковым.
Лидия. Ложь.
Яропегов. Но может случиться, что я пойду к какой-нибудь Дуняше и скажу ей: «Дуня — перевоспитай меня…»
Лидия. Удивительно пошло и лживо.
Яропегов. Напрасно рычите, Лида, я говорю… от души. В эту весну я особенно близко присмотрелся к рабочим, к мужикам. Рабочий довольно быстро перешивает мужичка на свою колодку, и вообще… дьявольски интересно жить в этой среде! Много свирепого, не мало глупого, но всё, что понято, — понято отлично! Чувствовал я себя там… весьма молодо…
Лидия. Не верю я тебе, ни одному слову не верю! (Идёт к лестнице.)
Яропегов (следуя за нею, касается плеча её). Послушай, — что значит всё это? Откуда, вдруг…
Лидия (стряхивая его руку). Не — вдруг! Тупой человек… Я… не знаю… я не могу понять… (Молча смотрит в лицо ему.) Скажи мне — в двух словах — что такое фашизм?
Яропегов. В двух словах? Н-ну, это… трудно…
Лидия. Не хочешь сказать, да?
Яропегов (пожав плечами). Почему — не хочу? Н-ну… Ты — знаешь: жизнь — борьба, все пожирают друг друга, крупные звери — мелких, мелкие — маленьких. Фашисты — мелкие звери, которым хочется быть крупными, а маленькие зверьки тоже хотят вырасти. Крупный зверь заинтересован в том, чтоб мелкий был жирнее, а мелкий — в том, чтоб маленький жирел. Для этой… доброй цели необходимо… именно то, что существует, то есть полная свобода взаимного пожирания, а для свободы этой необходима частная собственность, — зверячий порядок. Вот большевики и пытаются уничтожить основу зверячьего быта — частную собственность… Понятно?
(Лидия молча идёт с лестницы.)
Яропегов (вздохнув). Ничего нового в фашизме — нет, это очень дряхлая и скверненькая катавасия… Зачем понадобилось тебе знать это?
(Ушли. На террасу выходят: Сомов, Богомолов, Изотов. Сомов несёт миску с крюшоном, Изотов стаканы. Затем Сомов плотно закрывает дверь и окна в комнату. Богомолов отирает платком лицо и шею. Изотов — закуривает.)
Богомолов. Дышать нечем.
Изотов. Н-да. Хлеба — горят.
Богомолов. Думаете — неурожай будет?
Изотов. Говорят.
Богомолов. Недурно бы, знаете, а? (Сомову.) Мы — одни?
Сомов. Да. Но — кажется — мы переговорили обо всём?
Богомолов. И установлено: оборудование — накопляется, а строительство, понимаете, задерживается, насколько это возможно.
Изотов. Это — как аксиома.
Богомолов. Затем: людей, которым наши планы не ясны…
Изотов. Или — ясны, но — не нравятся…
Богомолов. Или — слишком ясны, — людей этих, понимаете, сдерживать в их стремлении отличиться пред товарищами.
Изотов. Переводить с практической на канцелярскую работу.
Богомолов. И другими, знаете, приёмами. Вообще — сдерживать!
Изотов. Правильно.
Сомов. Нужно ли повторять всё это?
Богомолов. Не мешает, знаете, не мешает. (Изотову.) Вы, Дмитрий Павлович, несколько того… понимаете, несколько чрезмерно обнаруживаете ваш пессимизм, тогда как мы должны показывать себя оптимистами, верующими, понимаете, фантазиям товарищей…
Сомов. Они — не глупы, у них есть чутьё. И не всё у них фантазии.
Богомолов. Именно?
Сомов. Разговоры о пятилетке, социалистическое соревнование…
Изотов. Карьером — далеко не ускачут.
Богомолов. Но надо нахлёстывать, знаете, — нахлёстывать! Поощрять фантазии одних, развивать скепсис — других, понимаете… А пессимизм — неуместен в нашем положении.
Изотов. Я не пессимист, но, когда рискуешь головой…
Богомолов (возбуждается). Головы, знаете, не имеют особой ценности, ежели они служат для того, чтоб по головам били дикие люди, — да-с! Головы, понимаете, надобно держать выше, чтоб кулак дикаря не доставал до них! Надобно, понимаете, помнить, что руководство промышленным прогрессом страны — в наших руках-с и что генштаб культуры — не в Кремле сидит-с, а — именно в нашей среде должен быть организован, — понимаете! За нас — история, вот что надобно усвоить, — история! Пред нами безграничные возможности. Довольно адвокатов у власти, власть должна принадлежать нам, инженерам, — понимаете?