— Здесь какой-то бланк. В письме сказано заполнить его и вернуть назад.
— Джон Оутс звонил утром того самого дня, когда утонул, в «Медальон». Сказал, что хочет переписать свою страховку на другого человека. Это делается очень просто. Клерк послал ему необходимые бумаги.
Она секунду смотрела на него, ничего не понимая. Глаза у нее широко раскрылись, она упала в кресло, облизав сразу пересохшие губы, и тихонечко прошептала:
— Страховку должен был получить Питер.
— Это ответ на ваш вопрос?
— Нет!
Она медленно покачала головой. Чувствовалось, что она поражена.
— Ох, нет! Невозможно поверить тому, что он убил собственного отца. Нет, вы же совсем Питера не знаете. Вы не знали Джона. Вы не понимаете, что они значили друг для друга… Не знаете…
— Я знаю, что его ударили по голове.
— Он ударился о скалы! — закричала она. — Волны с силой ударяют об эти скалы в штормовую погоду. Волна подхватила его и… Все это сказано в отчете коронера.
Руки у нее были сцеплены, косточки побелели, уподобляясь по цвету бумаге, которую она скомкала.
— Почему вы не верите коронеру? Он видел больше утопленников, чем вы. Легкие Джона были заполнены водой.
— Я не говорил, что удар по голове его убил. Джон Оутс действительно утонул. Коронеру я верю.
Он усмехнулся.
— Верю ему точно так же, как и вы. Но вы же не в состоянии представить, как это Джон Оутс надумал идти купаться под проливным дождем?
— Полиция же верит! — возразила она.
— Вы же сами сказали, что полиции нет ни до чего дела. Она получила вердикт, который оставляет их в стороне. Больше это не их забота. А вот для меня смерть Джона Оутса остается проблемой.
Он закурил.
— Его могли ударить по голове здесь, в этой комнате, в бессознательном состоянии раздеть, дотащить до берега и сбросить в воду, где он и утонул.
— Только не Питер!
На ее лице появилось упрямое выражение.
— Он не стал бы этого делать и не смог бы! Да и ради чего?
— Ради двадцати тысяч долларов.
Дэйв подошел к стеклянной двери. По самой кромке горизонта медленно передвигался траулер.
— Вы говорите, что он ужинал с отцом. Возможно, отец сказал ему, что лишает его наследства, если можно так выразиться. Питеру нужны были эти двадцать тысяч?
— Нет. Для чего?
— Я бы хотел спросить у него самого.
Он повернулся.
— Почему вы не знаете, где он сейчас? Может, вы с ним не ладили? Так сказать, не разговаривали?
Она вспыхнула:
— Я пригласила его жить здесь до того, как это сделал его отец. Мне было очень его жалко. Он не был счастлив с матерью. Особенно после того, как она…
Эйприл понизила голос:
— Они никогда не могли жить вместе. Когда Джон попал в беду, в больницу, я предложила Питеру жить в этом доме, сама же перебралась в наш старый семейный дом. Позднее я его продала. Пришлось. Было столько счетов на баснословные суммы.
— Это были не ваши счета? Джона Оутса, верно?
Она кивнула.
— Одна операция следовала за другой. Специалисты. Пересадка кожи. Страшно вспомнить. Сколько раз он говорил, что у него больше нет сил, он готов был сдаться, хотел, чтобы ему помогли умереть и покончить со своими болезнями.
— Так что, Питер поселился здесь?
Дэйв наклонился над столом, чтобы воспользоваться пепельницей с попугайчиками.
— Потом перебрались вы. Потом привезли сюда и Джона, когда его выписали из больницы. А Питер уехал?
— Нет. Джон вернулся на Пасху, а Питер уехал всего две, нет, три недели назад. У него был день рождения. Он закончил свою учебу.
— Вы не знаете, куда он поехал и зачем? Что за причина погнала его отсюда?
— Не потому, что Питер считал себя в чем-то ущемленным. Когда он не бывал на занятиях, то пропадал в театре «Эль Молино»… Это местный маленький театр. И детской истерии у него не было. Он радовался за меня и Джона. Да, это маленький домик. Да, мы с Джоном спали вместе. Теперь не XIX век, мистер Брендстеттер. Молодые это хорошо понимают.
Он поднял чашку и выпил немного кофе.
— Если вы с ним ладили, почему же он не сказал вам, что уезжает? Должен же он был объяснить свой поступок!
— Меня здесь не было в то время. Я снова работала. Питер не явился домой накануне вечером. А на следующий вечер, когда я вернулась, он уехал.
— Вот значит как. Что сказал его отец?
Она заволновалась.
— Послушайте, мистер Брендстеттер!.. Честное слово, мне кажется, что я не должна отвечать на все ваши вопросы. Полиции я все рассказала. Капитану Кэмпосу. Если же вы находите необходимым все это знать, его протоколы наверняка будут вам предъявлены, точно так же, как стенограмма дознания.
— Вы не хотите отсылать меня в полицию, мисс Стэннард.
Он посмотрел прямо ей в глаза.
— Разве что по какой-то причине это выгодно для Питера. Понимаете, они до сих пор еще не знают, что Джон Оутс намеревался лишить его наследства.
С минуту ее губы были плотно сжаты, потом она подошла к окну. Ее слова плохо доносились до него:
— Джон ничего не говорил. ’«Я не хочу это обсуждать». Вот и все, что я от него добилась. В тот вечер он выпил больше обычного. Мне так и не удалось добиться от него объяснения.
— Он сердился?
Она повернулась.
— Он был расстроен. Подавлен. Ужасно. Он очень любил Питера. Они же вместе пережили много горя. Эта женщина… мать Питера… была такой стервой. Мне кажется, ни один из них не выдержал бы в одиночку. Они были командой. И неожиданно эта сплоченная команда распалась.
— У него была теперь другая женщина, — улыбнулся он. — Вовсе не стерва.
Она слегка улыбнулась в ответ.
— Возможно. Только тогда я вела себя непозволительно. Я была зла на Питера за то, что он довел отца до такого состояния. По-видимому, я тоже ревновала… Впрочем, Джон так резко оборвал меня. Мы всегда были совершенно откровенны друг с другом. Но он так сильно страдал, что я не могла ругать его. Вместо этого я наговорила много неласковых слов в адрес Питера. Джон никак не реагировал, он только внимательно смотрел на меня. И глаза у него были такими печальными!
Она зябко повела плечами, обняла себя обеими руками и повернулась к окну.
— Наверное, он переживал из-за парнишки.
Дэйв наклонился, чтобы достать сигарету. Сказал:
— Возможно, он и правда бросился в эту большую волну, не желая вернуться назад.
Она резко повернулась к нему.
— Я была здесь!
— Не в тот день. Возможно, ему стало невмоготу. Бывают такие дни.
— Нет, он бы не сделал этого. Слишком много сил он отдал, чтобы остаться в живых. И я так яростно боролась, чтобы выходить его! Он никогда не нанес бы мне такого удара!
Дэйв подошел к книжным полкам, достал очки из кармана пиджака. На девяносто процентов книги были очень старыми, некоторые из них выглядели респектабельными, другие убого. Но можно было с уверенностью сказать, что оказались они на полках не случайно.
— По какой причине он попал в больницу?
— Ожоги. Они купили новый дом. Точнее сказать, не слишком новый, но дорогой. Это была идея не его, а Евы. Ее ничто не удовлетворяло, она постоянно требовала от него больше и больше.
— Некоторым мужчинам это нужно, — заметил Дэйв, — или они думают, что нужно.
Он взял книжку в темно-синем переплете с потемневшими золочеными скрепками. «Домой. Энджел Скрибнер. 1929». Буква «А» внизу под годом издания указывала, что это первое издание.
— Но он оставался с нею?
Она не ответила на этот вопрос.
— Этот дом стоял на холме, под ним с задней стороны имелся подвал, который Джон хотел использовать под свои книги. Их всегда было больше, чем вмещалось в магазине. Так бывает у каждого книжного торговца. Машина ржавеет под открытым небом, так как гараж забит книгами.