В-третьих, «Sozialdemokrat» сообщил на прошлой неделе, что одесские студенты тоже изъявили желание возложить от своего имени венок на могилу Маркса.
Так как полученных из Петербурга денег с избытком хватало на все три венка, то я позволил себе купить на них и венки от Москвы и Одессы[230]. Изготовление надписей — дело здесь довольно необычное — вызвало некоторую задержку, но все же в начале будущей недели венки будут возложены, и тогда я буду иметь возможность дать на страницах «Sozialdemokrat» отчет об израсходовании полученных денег.
Из Золингена нами получен через посредство здешнего Коммунистического просветительного рабочего общества красивый большой венок: «На могилу Карла Маркса от рабочих, занятых в производстве ножниц, ножей и шпаг в Золингене». Когда мы 24 марта возложили этот венок, мы увидели, что чьей-то святотатственной рукой отрезаны и похищены длинные шелковые красные ленты с венков от «Sozialdemokrat» и от Коммунистического просветительного рабочего общества. Жалоба, поданная в Совет управления, не помогла делу, но обеспечит, вероятно, охрану на будущее время.
Одно славянское общество в Швейцарии[231]
«выражает надежду, что в память Карла Маркса будет учрежден особый международный фонд его имени для оказания помощи жертвам великой освободительной борьбы, а также для поддержки самой этой борьбы»,
и посылает свой первый взнос, который я пока сохраняю у себя. Судьба этого предложения зависит, разумеется, прежде всего от того, встретит ли оно сочувствие, и поэтому я сообщаю о нем здесь.
Чтобы циркулирующим в газетах ложным слухам противопоставить факты, я сообщаю следующие краткие сведения о ходе болезни и о смерти нашего великого теоретика и вождя.
Почти совершенно излечившись благодаря троекратному курсу лечения в Карлсбаде от застарелой болезни печени, Маркс страдал только хронической болезнью желудка и нервным переутомлением, выражавшимся в головных болях и особенно — в упорной бессоннице. Оба эти недуга в той или иной мере исчезали после посещения летом морских купаний или климатического курорта и возобновлялись в более острой форме только после нового года. Хроническая болезнь горла, кашель, также, способствовавший бессоннице, и хронический бронхит беспокоили в общем меньше. Но именно от них суждено было ему изнемочь. За четыре или пять недель до смерти своей жены он схватил вдруг жестокое воспаление плевры (плеврит), осложненное бронхитом и начинавшимся воспалением легких (пневмонией). Болезнь была очень опасна, но протекала благоприятно. Затем его отправили сначала на остров Уайт (в начале 1882 г.), а потом в Алжир. Во время путешествия была холодная погода, и он прибыл в Алжир с новым плевритом. При обычных обстоятельствах в этом не было бы ничего особенного. Но зима и весна были в Алжире холодными и дождливыми, как никогда: в апреле тщетно пытались протопить столовую! Таким образом, вместо улучшения общего состояния в итоге получилось ухудшение.
Посланный из Алжира в Монте-Карло (Монако), Маркс, из-за холодной и сырой погоды во время переезда, прибыл туда с третьим, но более легким плевритом. При этом упорно держалась скверная погода, которую он, казалось, привез с собой из Африки. Таким образом, и здесь вместо поправки — борьба с новой болезнью. В начале лета он отправился к своей дочери, г-же Лонге, в Аржантёй, и там лечился от своего хронического бронхита серными ваннами в расположенном по соседству Энгиене. Несмотря на непрерывно дождливое лето, лечение, к удовлетворению врачей, хотя и медленно, но продвигалось вперед. Врачи отправили его затем в Веве, на Женевское озеро; здесь он поправился настолько, что ему разрешили провести зиму, правда, не в Лондоне, но все же на южном побережье Англии. Здесь он собирался, наконец, снова приступить к своим работам. Когда в сентябре он вернулся в Лондон, он выглядел здоровым и, ни на что не жалуясь, часто взбирался со мной на Хэмпстедские холмы (примерно на 300 футов выше его дома). Когда стали надвигаться ноябрьские туманы, его отправили в Вентнор, на юге острова Уайт. И здесь снова дождливая и туманная погода; неизбежный результат — новая простуда, кашель и т. д., словом, расслабляющий здоровье домашний арест вместо укрепляющего движения на свежем воздухе. В это время умерла г-жа Лонге. На следующий день (12 января) Маркс приехал в Лондон уже с настоящим бронхитом. Вскоре к этому присоединилось воспаление гортани, которое почти лишило его возможности глотать. Он, умевший со стоическим равнодушием переносить величайшие страдания, предпочитал выпивать литр молока (к которому всю жизнь питал отвращение), чем принимать соответствующую твердую пищу. В феврале обнаружился нарыв в легком. Лекарства перестали оказывать действие на этот организм, напичканный за последние 15 месяцев всякого рода медицинскими снадобьями. Они вызывали лишь ослабление аппетита и пищеварения. Он худел на глазах, чуть ли не с каждым днем. Тем не менее болезнь в общем протекала сравнительно благоприятно. Бронхит почти прошел, глотать стало легче. Врачи подавали самые лучшие надежды. Но однажды между двумя и тремя часами — это было самое удобное для него время посещений — я застал внезапно весь дом в слезах: он очень плох, наступает, видимо, конец. И все же в это утро, рассказывали мне, он с аппетитом выпил вино, молоко, поел супа. Старая верная Ленхен Демут, воспитавшая всех его детей с колыбели и живущая в доме сорок лет, поднимается в его комнату и тотчас же возвращается: «Пойдемте, он в полусне». Когда мы вошли, он уже спал, но спал вечным сном. Более легкой смерти, чем та, которую нашел Карл Маркс в своем кресле, нельзя и пожелать.
230
Сообщение о том, что студенты Одесского университета хотят возложить венок на могилу Маркса, было опубликовано в газете «Sozialdemokrat» № 17,19 апреля 1883 года. Надпись на венке согласно их просьбе должна была гласить: «Карлу Марксу, создателю «Капитала» и основателю Международного Товарищества Рабочих, от группы социалистов Одесского университета, его учеников и последователей».
231
Речь идет о союзе «Славия», в который входила молодежь славянских стран, проживавшая в Цюрихе.