Уже в одной прежней работе Вы позволили себе обвинить Маркса в том, будто он умышленно неверно цитировал. Когда Маркс прочел это, он сравнил свои и Ваши цитаты с оригиналами и сказал мне, что его цитаты верны и если кто-либо здесь умышленно неверно цитирует, то это Вы. И когда я вижу, как Вы теперь цитируете Маркса, как у Вас хватает бесстыдства заставлять его говорить о «прибыли» там, где он говорит о «прибавочной стоимости», — причем он неоднократно предупреждает против ошибочного мнения, будто это одно и то же (что к тому же г-н Мур и я разъяснили Вам устно уже здесь, в Лондоне), — то я знаю, кому я должен доверять и кто умышленно неверно цитирует.
Но это лишь мелочь по сравнению с Вашим «твердым и глубоким убеждением... что над всеми ими» (учениями Маркса) «господствует сознательный софизм»; что Маркс «не останавливался перед ложными заключениями, отлично зная, что они ложны»; что он «часто был софистом, желавшим за счет истины прийти к отрицанию существующего строя», и что он, по выражению Ламартина, «играл ложью и истиной, как дети играют в бабки».
В Италии, стране античной цивилизации, это, быть может, и могло сойти за комплимент. Возможно, что и среди катедер-социалистов нечто подобное считается большой похвалой, так как эти бравые профессора никогда не смогли бы сочинить свои бесчисленные системы иначе, как «за счет истины». Мы же, революционные коммунисты, смотрим на дело иначе. Мы рассматриваем такие утверждения как позорящие обвинения, а так как мы знаем, что они вымышлены, то мы швыряем их обратно их автору, который такими выдумками опозорил лишь самого себя.
Мне кажется, Вашей обязанностью было сообщить читателям, в чем же собственно состоит этот знаменитый «сознательный софизм», господствующий над всеми учениями Маркса. Но напрасно я ищу его. Nagott! (Крепкое ломбардское выражение: ровно ничего.)
Какую нужно иметь мелкую душонку, чтобы вообразить себе, будто такой человек, как Маркс, «постоянно угрожал своим противникам вторым томом», написать который «ему и в голову не приходило»; будто этот второй том — не что иное, как «хитрая уловка Маркса, посредством которой он избегал научных аргументов». Этот второй том у меня в руках и вскоре будет опубликован. Тогда, может быть, Вы поймете, наконец, и разницу между прибавочной стоимостью и прибылью.
Немецкий перевод этого письма появится в ближайшем номере цюрихского «Sozialdemokrat».
Имею честь приветствовать Вас со всеми теми чувствами, каких Вы заслуживаете». Пока этим и ограничимся. Лондон, 12 мая 1883 г.
Написано Ф. Энгельсом
Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» №№ 19 и 21; 3 и 17 мая 1883 г.
Печатается по тексту газеты
Текст писем сверен с рукописями
Перевод с немецкого
Подпись: Фридрих Энгельс
ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА К. МАРКСА и Ф. ЭНГЕЛЬСА
Ф. ЭНГЕЛЬС
ЗАМЕЧАНИЕ К СТРАНИЦЕ «ИСТОРИИ КОММУНЫ»[240]
(ПЕРЕМИРИЕ г-на ТЬЕРА ОТ 30 ОКТЯБРЯ 1870 ГОДА[241]) Нужна была вся тупость и все лицемерие людей 4 сентября, чтобы назвать весть об этом перемирии «доброй вестью». Действительно добрая весть... для пруссаков.
Капитуляция Меца только что вернула свободу действий 6 корпусам прусской армии = 120000 человек. Надо было быть Трошю и Жюлем Фавром, чтобы не видеть, что после неминуемого прибытия этой новой армии в центр Франции станет почти невозможной всякая попытка освободить Париж от осады, не видеть, что это был момент не для заключения перемирий, а для того, чтобы сделать наивысшее военное усилие. На это оставалось всего лишь пятнадцать дней; но это были пятнадцать драгоценнейших дней, это был критический период войны.
Положение было таково.
Чтобы осуществить блокаду Парижа, немцы должны были пустить в ход все войска, за исключением 3 дивизий пехоты. У них не было никакого резерва, так как эти 3 дивизии, заняв Орлеан и Шалон, утратили значение резерва, ибо их задерживала Луарская армия. На западе, на севере, на востоке была лишь кавалерия; она обеспечивала наблюдение за этой территорией и ее объезд, но не была в состоянии удержать ее против наступления пехоты.
К концу октября линия немцев, окружавшая Париж, была уже очень хорошо укреплена со стороны города; но всякое нападение извне застигло бы пруссаков врасплох в открытом поле. Достаточно было бы появления 50000 человек, хотя бы даже таких молодых войск, какими располагала тогда Франция, чтобы прорвать блокаду и восстановить коммуникации
240
В книге Лиссагаре, написанной на основе изучения значительного фактического материала, разоблачена антинациональная политика правящих классов Франции, показана роль народных масс в установлении Парижской Коммуны, в ее истории. Маркс называл эту книгу «первой достоверной историей Коммуны»; считая ее работой важной для пролетарской партии, Маркс оказал большое содействие подготовке издания этой книги на немецком языке.
241
Имеются в виду переговоры о перемирии в Версале между представителем правительства национальной обороны Тьером (в то время не входил в правительство, но фактически играл роль его негласного руководителя) и Бисмарком. 30 октября 1870 г. о переговорах стало известно в Париже. Парижские массы с возмущением отнеслись к предстоящему заключению предательского перемирия, которое буржуазное правительство изображало как величайшее благо для Франции. Известие о переговорах Тьера и капитуляция Меца дали толчок к революционному выступлению парижских рабочих 31 октября. Использовав бездеятельность французского командования во время переговоров, Бисмарк, после того как время было выиграно, сорвал переговоры.