Когда я слышал на пленуме и видел в «Голосе» (№ 19–20, стр. 18) бешеные выходки против лозунга «соглашение сильных фракций для борьбы с ликвидаторами справа и слева» (этот лозунг взят «Голосом» в кавычки, но почему-то не сказано прямо, что я защищал его до пленума и на пленуме), то я думал про себя: «abwarten!», «wait and see» (поживем – увидим!). Подождите, гг. голосовцы, ибо вы хотите подвести счет «без хозяина»: дело не в том, что пленум дал всем возможность участвовать в соглашении, а не только «сильным», своей идейно-политической позицией сильным, фракциям. Дело в том, позволят ли ваши «хозяева» – т. е. группы независимцев-легалистов – превратиться этой возможности в действительность.
Прошло несколько месяцев – и только слепые могут не видеть теперь, что на деле именно «соглашение сильных фракций» составляет партийное объединение, двигает его вперед «через все препятствия». Так должно быть, так только и может быть в силу реального соотношения сил в партии. Несомненно, что в ближайшем будущем либо все руководящие учреждения партии будут формально перестроены так, чтобы выражать это соглашение, либо жизнь партии и развитие ее объединения пойдет на время помимо руководящих ее учреждений.
Конечно, называть «сильной фракцией» партийных меньшевиков кажется на первый взгляд странным, ибо в данный момент сильнее, – по крайней мере за границей, – видимо, голосовцы. Но мы, социал-демократы, о силе судим не по тому, как высказываются заграничные группы, как группируются литераторы меньшевиков, а по тому, чья позиция объективно верна и чья осуждена логикой политического положения на подчинение «независимцам». Рабочедельцы были сильнее искровцев и за границей и в России в 1898–1900 годах, но все же они не были «сильной фракцией».
Теперь, когда голосовцы мобилизовали все силы против Плеханова и выдвинули против него все свои ушаты с помоями – вплоть до г. Потресова и до воспоминаний о том, как «обижали» Мартова в 1901–1903 (sic!) годах, – теперь это бессилие голосовцев становится особенно явным. Аксельрод и Ко уже безнадежно опоздали политически, издавая в апреле, за границей, сборник личной ругани против Плеханова, когда в России февральская «Наша Заря» и мартовское «Возрождение» перенесли вопрос совсем в иную плоскость, когда Плеханов в № 13 ЦО перешел уже от истории своих столкновений с голосовцами к борьбе против современной политики их. Голосовцы так же беспомощно барахтаются, вспоминая старые (вплоть до 1901 года!) «обиды», как впередовцы, все еще взывающие к добрым сердцам о защите от БЦ.
И посмотрите, как выдают себя все больше и больше наши «обиженные», которые совершенно так же беснуются в 1910 году при одной мысли о соглашении «Ленина – Плеханова» (их терминология!), как год тому назад бесновался из-за этого Максимов. Подобно Максимову голосовцы стараются представить дело так, будто речь идет чуть не о личном соглашении «Ленина с Плехановым», причем действия последнего объясняются «диким капризом» (стр. 16 «Необходимого дополнения»), «обращением Савла в Павла», «порханьем» и т. д. и т. п. Мартов из кожи лезет, чтобы, вспоминая «пятилетнюю деятельность» (ibid.[49]) Плеханова в роли меньшевика, скомпрометировать его (задним числом) за это порханье, не замечая, что он как раз этим всего больше оплевывает сам себя.
В том же самом «Необходимом дополнении» коллективная редакция «Голоса» уверяет нас (стр. 32), что Плеханов был «велик» именно в течение указанного пятилетия (1904–1908 годы). Посмотрите-ка, что отсюда выходит. Меньшевики объявляют «великим» Плеханова за деятельность его не в течение тех 20 лет (1883–1903), когда он оставался верен себе, когда он не был ни меньшевиком, ни большевиком, а был основателем социал-демократии, – а именно в течение тех пяти лет, когда, по признанию самих же меньшевиков, он «порхал», т. е. не держался последовательно меньшевистской линии. Выходит, что «величие» состояло в том, чтобы не падать целиком в болото меньшевизма.