В конце концов, именно по этой причине «абстрактный» художник может следовать главному закону искусства (источник всеобщий и уникальный) или стать исключением из них. Это недочет нашей «терминологии» — не проводить различия между такими двумя типами «абстрактных» художников, и тогда стало невозможным избежать ярлыков (которые очень удобны, когда хочешь выразить себя, и губительны, если заглядывать в анкеты, не понимая того, что за ними кроется); нужно составить терминологию более точную и не «классифицировать» дела по внешнему расположению, но определять их по соответствию внутреннему. В таком случае появятся две анкеты вместо одной, и они будут тщательно различаться одна от другой. Итак.
1. Абстрактный художник
2. Художник-конструктивист (или, если вы хотите, «бесцелист»).
Если художник использует «абстрактные средства», то это не дает еще возможности назвать его «абстрактным». Так же, как художником. И, если существует достаточно мертвых треугольников (неважно, белых или зеленых), то есть не меньше мертвых петухов, мертвых лошадей или гитар. Одинаково, возможно, легко стать «помпье» («pompie») = реалистом и «помпье» = абстракционистом.[80]
Форма без содержания не есть рука, но пустая перчатка, наполненная воздухом.
Художник любит форму страстно, как он любит свои инструменты или запах скипидара, потому что они являются мощными средствами выражения содержания.
Но такое содержание не есть, понятно, содержание литературное (какое может быть в целом частью картины или нет), но некая сумма эмоций, спровоцированных средствами, уже чисто живописными.
(Один из способов выяснить: если литературное правило доминирует над средствами живописными, то черно-белая репродукция не подчеркивает прискорбного отсутствия цветов. Если, напротив, содержание есть чисто живописное, то такое игнорирование ощущается болезненным.)
Наконец, искусство никогда не производится только головой. Мы знаем великую живопись, которая порождена только сердцем. В целом идеал равновесия между головой (момент сознательный) и сердцем (момент несознательный, интуитивный) является законом творчества, законом столь же древним, как человечество.
Линия и рыба{68}
С одной стороны. Я не вижу принципиальной разницы между линией, которую называют «абстрактной», и рыбой.
В сущности они сходны.
Эти отдельная линия и изолированная рыба похожи; они — живые существа, в которых чувствуются свойственные им, но скрытые силы. Они являются сами силами выражения для этих существ и силами, оказывающими впечатление на зрителя. Поэтому каждое существо обладает впечатляющим «взглядом», который манифестирует себя за счет внешней экспрессии.
Однако же голос этих скрытых сил слаб и ограничен. Это окружение вокруг линии и рыбы создает ощущение чуда: скрытые силы пробуждаются, экспрессия становится сияющей, впечатление углубляется. Взамен тихого голоса слышится хор. Скрытые силы приобретают динамику.
Эта среда и есть композиция.
Композиция есть организованная сумма внутренних функций (экспрессии) каждой части произведения.
С другой стороны. Между линией и рыбой есть существенное различие.
И оно состоит в том, что рыба может плавать, есть и быть съеденной. Она имеет то, чего лишена линия.
Эти свойства рыбы есть необходимое дополнение для нее самой и для кухни, но не для живописи. Но так как нет существенной необходимости в этом, они излишни.
Вот почему я люблю линию больше, чем рыбу, — по крайней мере, в моей живописи.
Париж, март 1935
Пустой холст и так далее{69}
Пустой холст{70}. Внешне: по-настоящему пустой, выглядящий молчаливым, равнодушный. Почти одурманенный. В действительности: полный напряжения с тысячью низких голосов, исполненный ожидания. Немного напуганный, потому что может быть нарушен покой. Но покорный. Он с готовностью делает то, что от него хотят, и взамен просит только благодарности. Он готов все снести, но не желает многое терпеть — он усиливает истину, но также и обман. И он истребляет без сожаления обман. Он усиливает голос лжи до истошного крика — невозможно вынести.
Чудесно чистое полотно — лучше, чем некоторые законченные картины.
Самые простые элементы. Прямая линия, прямая и узкая поверхность: тяжелая, нерушимая, безразличная ко всему, явно «делающая все по-своему» — как уже прожитая жизнь. Такая и не иная. Искривленная, «свободная», вибрирующая, этак освобождающая себя, этак уступающая, «эластичная», словно нескончаемая, — как участь, которая нас ожидает. Она может стать чем-то еще, но не станет. Твердая и мягкая. Соединение этих двух начал — бесконечные возможности.
80
pompier —