«Кого, — говорю, — назад? Владельца?» А сам усаживаюсь в кресло и зажигаю сигару, будто все это меня забавляет, и, что б она там ни делала, чего бы ни говорила, меня ей не разозлить. И, конечно, я ее поддел: «Кого, — говорю, — назад? Владельца?»
«Ты отлично понял, что я хочу сказать, — говорит. — Немедленно отыщи владельца этого жуткого пса!»
«Прекрасно! — говорю. — Конечно, я пока только успел поместить большое объявление в «Адвокат-тайме», а у этой газеты больше тираж, чем у любых двух газет в наших краях, вместе взятых, — по крайней мере, так они утверждают, и я исследовал этот вопрос и готов с ними согласиться. Но, конечно, этого недостаточно. Ладно, я возьму Джеки под мышку и отправлюсь хоть сейчас. Давай-ка посмотрим: в Зените и соседних городках, в радиусе примерно двадцати — тридцати миль от городской ратуши, около шестисот тысяч жителей, и все, что мне надо сделать, — это постучаться к каждому и спросить: «Эй, мистер, ваша собака?» Только и всего».
«Но ты ведь можешь отвезти этого жуткого зверя туда, где его нашел, и там оставить», — говорит она.
«Могу, но не отвезу, — отвечаю ей напрямик. — Не хочу, чтоб его переехал какой-нибудь проклятый растяпа-автомобилист. Это ценный пес», — говорю.
«Он просто урод и жутко грязный. В жизни не видела такой грязнющей собаки», — говорит.
«О да, конечно, — говорю. — Если исключить тот факт, что это водяной спаньель, а водяные спаньели, даже если они сейчас и не так модны, как коккеры, или жесткошерстные терьеры, или эрдельтерьеры, славятся как самые чистоплотные собаки в мире. За исключением этого, ты кругом права».
«Но ведь нам и не нужна собака», — говорит. Ну, это меня крепко задело.
«Еще бы, — говорю, — конечно, не нужна. Мне-то она, во всяком случае, ни к чему. Только подумай, с кем я могу возиться по вечерам. Изумительно! С этой милой, пушистой, драгоценной кошечкой, которая меня ненавидит, не хочет сидеть у меня на коленях, а льнет к тебе, потому что ты целыми днями ее гладишь, — что тебе еще делать, — а я должен сидеть в конторе, работать до седьмого пота, и все для того, чтобы прокормить проклятую кошку. Отлично!» — говорю.
Но она мне стала толковать, что дел у нее хватает: поддерживать порядок в доме и смотреть за моим гардеробом и за Робби с Делмериной — ты ведь знаешь, эти женщины умеют показать, что им вздохнуть некогда, — и тут уж я заговорил всерьез.
«Шутки в сторону, — говорю, — если взглянуть на дело серьезно, что такое собака? Что она такое? Конечно же, величайший друг человека! Кто так бескорыстен, как собака? Кто так бросается навстречу усталому хозяину — или даже хозяйке, если она обращается с ней как надо! — навстречу хозяевам, измотавшимся на работе? Уж не говорю о том, что во многих странах они приносят пользу: тащат повозки, сторожат вещи.
Ты забыла, — говорю, — какие чудеса проделывает на экране Рин Тин Тин. Готов спорить, эта собака получает больше денег, чем любой сценарист или даже оператор. Но и помимо этого, вспомни о тех собаках, которые вошли в историю. О тех храбрых сенбернарах, которые выходили с бочонками бренди под мордой спасать запоздалых путников на этом перевале в Германии, или где это там, хотя, по совести говоря, я никогда не мог понять, почему это столько путников с риском для жизни ночевали в снегу, так что монахам приходилось держать наготове для их спасения целую свору собак. Впрочем, это было в давние времена, тогда, верно, все было иначе, чем сейчас, и, конечно, никаких железных дорог.
Но вот уже в наше время, — говорю, — я слышал одну историю, и тут уж все точно, — ее рассказывал человек, который знал того, с кем это случилось, кажется, тот парень был охотником, или шахтером, или старателем, что-то в этом роде, и была у него хижина где-то в Сиерре, в каком-то таком месте, в общем, высоко в горах, и стояла холодная зима, и хижину того парня совсем замело, и на тропках к ней лежали громадные сугробы.
Ну, и, кажется, с этим парнем случилась беда. Он провалился то ли в трещину ледника, то ли еще куда-то и сломал ногу, но все же с трудом доковылял до своей хижины, где его ждал верный пес — никак не мог запомнить его клички. После этого у парня началась лихорадка, и он лежал, изнемогая от страшной боли, и при нем был только его верный пес, который, конечно, немногим мог ему помочь, но старался вовсю: это была разумная, смышленая собака, и охотник — или кто там был этот парень — научил ее приносить спички, или воду, или что там нужно было бедняге.
Но пищу никто не мог приготовить — само собой, тут собака ничем не могла помочь, — и охотнику становилось все хуже и хуже, боль терзала его, он видел, что собака в тревоге, но что же делать? И вот, издав короткий лай, пес выпрыгнул в окно, и больше его не было слышно.