Как любят некоторые создавать соблазны
Не верьте легко тому, что слышите, потому что некоторые говорят в ту меру, в какую понимают сами. Как-то раз пришел один человек к Хаджефенди [53] и говорит ему: "Благослови, Хаджефенди. Там наверху сто змей сползлись!" - "Сто змей!? Откуда?" - удивился святой Арсений. "Э, сто не сто, но пятьдесят-то уж точно!" - "Пятьдесят змей?" - "Ну уж двадцать пять-то было!" - "Ты когда-нибудь слышал, чтобы двадцать пять змей вместе сползались?" - спрашивает святой. Тот ему потом говорит, что десять точно было. "Ладно тебе, - говорит ему святой, - неужто у них собрание там было, что сразу десять змей приползли? Кончай, быть такого не может!" - "Пять было", - не сдается тот. "Пять?" - "Ну ладно, две были". Потом святой его спрашивает "Ты их видел?" - "Нет, - говорит, - но слышал, как они в ветках шипели: ш-ш-ш!-" То есть, может быть, это вообще какая-нибудь ящерица была! Я из того, что слышу, никогда не делаю заключений без рассмотрения. Один может говорить что-то, чтобы осудить, другой говорит просто так, а третий с какой-то особой целью.
Как же любят некоторые создавать соблазны! В Конице были два друга, очень близких. По праздникам и по воскресеньям они не слонялись по городу, а приходили в монастырь, в Стомион [54] и даже пели на клиросе, а потом поднимались на гору, на "Верблюдицу" [55]. Как-то раз один испорченный тип устроил им искушение. Подходит к одному из друзей и говорит "А знаешь, что сказал про тебя твой приятель? То-то и то-то". Потом идет он ко второму другу и говорит ему. "Знаешь ли, что сказал про тебя тот, с которым ты дружишь? То-то и то-то". Они оба тут же озверели и затеяли прямо в монастыре скандал. Между делом тот, кто запалил фитиль, улизнул, а они себе ругаются! Тот, что помладше, был вдобавок немножко нервный и начал оскорблять того, кто был постарше Я думаю: "Что же делать? Гляди-ка, вражина что творит!" Иду я и говорю старшему: "Слушай, он ведь молодой да вдобавок и нервный немного, так что ты уж на него не обижайся, попроси у него прощения". - "Отче, - говорит он, - какое там прощение просить, не видишь что ли, как он меня оскорбляет? А я о том, в чем он меня обвиняет, впервые слышу". Тогда иду я к молодому и говорю ему: "Слушай, он и старше, и дело обстоит не так, как ты думаешь, пойди, попроси у него прощения". Тот взвился, начал кричать: "Мы и с тобой, отец, поругаемся!" - "Ну что же, - говорю, - давай, Пантелис, поругаемся, дай-ка я только маленько приготовлюсь". Сказал я так и ушел. За монастырем, метрах в четырехстах, у меня были заготовлены здоровенные жерди для садовой ограды. Пошел я туда, взял одну жердину метров в пять длиной и потащил ее в монастырь. Еле-еле тащил, чтобы заставить его засмеяться. Он услышал, что я что-то тащу, но догадаешься разве, что я хотел сделать? Затащил я ее во двор и остановился напротив входа в церковь. "Эй, - говорю, - Пантелис, кончай, а то поругаемся". Расхохотались оба, когда поняли, для чего мне нужна была эта жердь. Все! Треснул лед. Треснул диавол. "У вас голова, - говорю, - есть?! Что же вы такое творите?" И они опять стали друзьями.
– Наговор в тот же самый день произошел?
– Да, и ругались они очень нехорошо! Видишь, что делает диавол? Тот, третий, наверное, завидовал им, что они были так дружны, как братья. Наговорил одному на другого и убежал. Наговор - это очень гадко. Поэтому враг и называется диавол [56]. Он наговаривает: одному говорит одно, другому другое. И создает соблазны. А эти бедняги поверили и сцепились.
– Он это нарочно сделал?
– Да, чтобы их разлучить. Он, конечно же, сделал это "по любви", сиречь по зависти.
Предание грехов огласке
Когда мы видим что-то плохое, покроем его и не будем о нем распространяться. Неправильно, когда нравственные падения становятся известны [всем]. Предположим, что на дороге лежат нечистоты. Человек благоразумный, проходя мимо, возьмет и чем-нибудь их присыпет, чтобы они не вызывали у людей отвращения. Неразумный наоборот, вместо того чтобы накрыть, расковыряет их и только усилит зловоние. Так и мы, без рассуждения предавая огласке грехи других, вызываем еще большее зло.
Евангельское изречение "повеждь Церкви" [57] не означает, что все должно становиться известным, потому что сегодня Церковь - это не все. Церковь - это верующие, живущие так, как хочет Христос, а не те, кто воюет против Церкви. В первые годы христианства, когда исповедь совершалась перед всеми членами Церкви, слова Господа "повеждь Церкви" имели буквальный смысл. В наше же время, когда стало редкостью, чтобы вся семья исповедовалась у одного духовника, не дадим врагу запутать нас этим "повеждь Церкви". Потому что, предавая огласке какое-нибудь, к примеру, нравственное прегрешение, мы оповещаем о нем враждующих с Церковью и даем им повод начать против нее войну. И таким образом в слабых душах колеблется вера.