— Это верно, — прошептала она.
— Обратите на него внимание, — продолжал Паук, — теперь он виден лучше. Он старается спрятаться, предполагая, что мы его еще не заметили. Вот он остановился, задумался, боится, чтобы его движения не показались нам подозрительными. Смотрите, теперь он тел на землю и ожидает нас.
— Будем осторожны, — сказала Солнечный Луч.
— Я и так осторожен, — возразил Паук и довольно мрачно улыбнулся.
Чем ближе команчи подъезжали к одинокому путнику, тем сильнее убеждались в том, что это индеец.
Наконец они были уже в нескольких шагах от него, и тогда все сомнения рассеялись. Это был, по-видимому, один из тех многочисленных шаманов, которые бродят по прериям, переходя от одного племени у другому, и занимаются врачеванием и заклинаниями.
На самом деле этот шаман был не кто иной, как Натан, которого читатели, конечно, давно узнали.
Предательски умертвив повстречавшегося ему индейского шамана и нарядившись в его одеянье, Натан торопился пройти через неприятельскую линию, почти уверенный, что его не узнают.
Поняв, что всадники его заметили, он решил подождать их, и когда они приблизились, он заговорил первым.
— Приветствую моих братьев, — сказал он тем гортанным голосом, которым говорят индейцы. — Сам Владыка Жизни привел их сюда, и я постараюсь сделать для них все, что могу.
— Благодарю, — отвечал Паук, бросив на него пытливый взгляд. — Мы принимаем предложение моего брата и остановимся здесь на ночлег.
Затем он отдал своим воинам приказание остановиться, а сам, как и накануне, построил для женщин шалаш, в который они тотчас же удалились. Когда они проходили мимо шамана, то он бросил на них такой взгляд, что они обе невольно вздрогнули.
После ужина Паук закурил трубку и сел около шамана. Ему хотелось рассеять свои сомнения, так как он продолжал испытывать к этому человеку невольное подозрение, в происхождении которого не мог дать себе отчета.
Натан также закурил трубку и, пуская густые клубы дыма, внимательно следил за всеми движениями индейца.
— Мой отец путешествует? — спросил Паук.
— Да, — коротко отвечал мнимый шаман. — Мой сын принадлежит к могущественному племени команчей? — спросил, в свою очередь, Натан.
— Да, я действительно команчский воин.
— Мой сын вышел на охоту?
— Нет, — возразил индеец, — я иду к великому вождю нашего племени, который теперь вышел на тропу войны.
— К чьему же роду принадлежит мой сын?
— К роду Единорога.
Натан в глубине души содрогнулся, хотя лицо оставалось вполне равнодушным.
— О-о-а! — произнес он. — Единорог — великий вождь, его слава гремит по всей земле. Ни один воин не посмеет бороться против него!
— Мой отец знает его?
— До сих пор я еще не имел этой чести, хотя много раз желал с ним познакомиться. Я еще ни разу не встречался с этим знаменитым воином.
— В таком случае, — сказал Паук, — я уверен, что мой отец не откажется посетить с нами лагерь Единорога.
Натан сделал гримасу, но, поняв, что если он откажется, то возбудит к себе подозрение, поспешил согласиться.
— Я отправлюсь с вами в лагерь Единорога, — сказал он.
Они проговорили еще несколько минут. Затем Паук распростился с мнимым шаманом и, как и в предшествующую ночь, улегся перед входом в шалаш, в котором ночевали женщины.
Оставшись один у костра, Натан внимательно осмотрелся.
Караульные, опершись на свои ружья, стояли неподвижно, подобно бронзовым статуям.
Бежать было невозможно.
Американец с сожалением вздохнул, завернулся в шкуру бизона и улегся на земле, прошептав вполголоса:
— Завтра будет видно. Раз мне удалось обмануть этого краснокожего, то почему же мне не удастся обмануть и других?
С этой надеждой он заснул.
Глава XXXI
БЕЛАЯ ГАЗЕЛЬ
Ночь прошла спокойно. На рассвете все проснулись почти одновременно и приготовились немедленно продолжать путь.
До лагеря Единорога оставалось всего несколько миль, и путники без всяких приключений скоро его достигли.
Караульные, разбросанные вокруг лагеря, успели уже сообщить вождю о прибытии подкрепления, и он ожидал вновь прибывших, стоя со скрещенными руками перед своим вигвамом.
Единорог быстрым взором окинул отряд и тотчас же заметил в числе прибывших двух женщин и незнакомого ему шамана. Но он ничем не выдал своего удивления и стал дожидаться, чтобы Паук сам объяснил ему все.
Паук, между тем, соскочил с коня, бросил поводья стоявшему рядом воину и, скрестив руки на груди, низко поклонился вождю.
Затем он произнес:
— Паук исполнил данное ему поручение и постарался возвратиться как можно скорее.
— Паук — опытный воин, — отвечал Единорог, — я вполне доверяю ему. Привел ли он мне столько воинов, сколько я просил?
— Вожди собирались у огня совета и выслушали слова Паука. Вот двадцать молодых воинов, горящих желанием последовать на войну за таким славным вождем, как мой отец.
Единорог с гордостью улыбнулся, но сейчас же продолжал с обычной суровостью:
— Я только что слышал сладкое пение соловья. Ошибся я или он действительно устроил себе гнездо среди этих деревьев?
— Мой отец ошибся. Он слышал не пение соловья, но до него долетел голос подруги его сердца, — нежно прошептала Солнечный Луч, робко выступив вперед.
Вождь посмотрел на свою жену нежным, но строгим взглядом.
— Душа моей жизни, — сказал он, — зачем ты покинула селенье? Разве твое место среди воинов? Разве жена вождя имеет право без его разрешения отправляться в поход?
Молодая женщина опустила ресницы, на которых засверкали слезы.
— Единорог суров со своей женой, — печально отвечала она. — Зима быстро надвигается, высокие деревья уже обнажились, снег падает хлопьями, и Солнечный Луч беспокоится, оставаясь одна в хижине. Уже много месяцев прошло с тех пор, как вождь покинул свою жену, и она захотела увидеть того, кого любит.
— Солнечный Луч — жена вождя, ее сердце твердо. Много раз была она в разлуке с Единорогом и всегда безропотно ожидала его возвращения. Почему же теперь она поступила иначе?
Молодая женщина взяла за руку мать Валентина.
— Мать Кутонепи хотела увидеть своего сына, — ответила она просто.
Лицо Единорога просветлело, и его голос смягчился.
— Единорог рад прибытию матери своего брата в лагерь, — сказал он, склоняясь перед старушкой.
— Разве мой сын не с вами? — спросила та тревожно.
— Нет, но пусть моя мать будет спокойна. Если она желает, то увидит его через два дня.
— Благодарю вас, вождь.
— Я отправлю воина известить Кутонепи о прибытии к нам его матери.
— Я могу отправиться, — сказал Паук.
— Хорошо, я согласен. Пусть теперь моя мать войдет в мою хижину, ей необходимо отдохнуть.
Обе женщины удалились.
Единорог остался вдвоем с мнимым шаманом.
Оба внимательно смотрели друг на друга.
— О-о-а! — произнес наконец вождь. — Какой счастливый случай привел моего отца в наш лагерь?
— Посланники Владыки Жизни идут туда, куда он их посылает, — уклончиво отвечал Натан.
— Это верно, — произнес вождь. — Чего же желает мой отец?
— Гостеприимства на эту ночь.
— Гостеприимство оказывается в прерии даже врагу. Неужели мой отец так мало знаком с обычаями прерий? — возразил вождь, бросив на собеседника подозрительный взгляд.
Натан прикусил губу.
— Мой брат неправильно понял мои слова, — сказал он.
— Хорошо, — произнес Единорог внушительно, — мой отец может провести у нас ночь. Гость — лицо священное для команчей, но предатели бывают строго наказаны, если их обнаруживают. Мой отец может удалиться.
Натан в душе содрогнулся от этих слов, но постарался сохранить спокойный вид.
— Благодарю, — произнес он, кланяясь.