«Нет, значит, правды на страшном суде!Что ж это за чертовы штуки?Неужто я снова в помещичьи рукиНа веки веков попаду?Доколе ж терпеть мне такую беду?Когда же пойдут все помещики прахом?»Смотрит Балда на дом со страхом:Покосился у дома верхний этаж;Вот и церковка та ж,Только стала уж очень древней.Шагает Балда деревней.Видит – в деревне мужицкий сход,Толкует шумно о чем-то народ,О каком-то таком Комитете.Не поймет Балда, на каком он свете?Ходит Балда невидимкой повсюду,Дивится такому чуду:Идет – напевает мужик за Пегашкой,Над прежнею барской трудится запашкой,Ровно на своей десятине,А помещика нет и в помине!Ни помещика нет, ни приказчика,Ни старосты, злого доказчика,Никто деревни не давит,Сама собой деревня правит.Слышит Балда речи про кулачество:Что, забрав у кулаков их богачество,Роздал вдовам и сиротам их животыКакой-то «Комитет бедноты»;Что надо скорей, между прочим,Помочь городским рабочимИ всей бедноте столичнойХлебом и снедью различной.Видит Балда: бродит поп по приходу,Как опущенный в воду,Не пьян – не весел,Нос на бороду свесил,Словеса худые изрыгает,Мужиков ругает:«Дождетесь, ироды, воздаянияЗа ваши злодеяния!Ужо научат вас, подлецов,Как почитать духовных отцов!Вернется старое начальство! Вернется!»Перекрестится поп, чертыхнется,Погрозит кулаком какой-то избе:Видать – не в себе!А изба эта – лавка, не лавка,У избы веселая давка,Народ про дела свои судачит:«Комитет бедноты», значит!Красный флаг над воротами колышется.Легче Балде дышится.«Истинное, – говорит он, – удивление!»И радостное сумлениеСтало забирать Балду:«А пожалуй, что я – не в аду!»Стоят у избыНе былые рабы –Запуганные,Изруганные,Заплеванные,По рукам – по ногам скованные,Придавленные колодками:Нет, шумят мужики с молодками,Бабы не лезут в карман за словами,Видать – с мужиками поравнялись правами.Говорят все свободноПро что им угодно,О том, как, прогнавши царя и господ,Вздохнул полной грудью народ, –Как живется теперь мужикам, дескать, вольно, –Того у них нет, а этого – довольно, –Коль с хозяйством прочно наладится дело,Год-другой перебьется деревня смело,А потом заживет уже всласть,Только б, дескать, окрепла Советская власть.Намечают мужики от себя депутата,Какого-то Ивана-солдата,Чтобы съездил в Москву с докладом,Сходил бы к Ленину на домИ выяснил все в беседе живойС другом бедного люда, с главойРабоче-крестьянского правительства,Насчет социалистического строительства:С чем – погодить, и с чем – поторопиться,Чтоб власти Советской помочь укрепиться,Чтоб добить белогвардейскую силуДа вогнать осиновый кол ей в могилу;А привез бы Иван побольше газет,А зашел бы в Уездный и в Губернский Совет…Балда вздыхает: «Батюшки-светы,Что ж это у них за такие Советы?Чем Советская власть мужикам так люба,Что стоит за нее голытьба?Что ж это за Ленин такой, не пойму,Что доступ свободный к немуЛюбому Ивану-солдату?Лафа, значит, нашему брату!Мужичок-серячок очутился в чести,Нет пред кем бородой ему землю местиИ башкою стучать о ступени,Снявши шапку, упав на колени?Мужичок и начальство, как равные вроде.Целый сход, не боясь, говорит… о свободе…О газете… Коммуне… Такие слова…Не осилит их что-то моя голова…Но хоть сразу оно непонятно,А на слух-то, одначе, приятно,Да и главную суть все ж не трудно понять:Коль начальство народ перестало шпынять,Коль правительство есть уж рабоче-крестьянское,Значит, кончено злое приволье-то панское?Значит, нет уже власти господской и царской?»Вновь Балду потянуло к усадьбе барской.Вот он страшный помещичий дом!Склонились деревья над старым прудом.Сад заглохший – с беседкой, с дорожками,Дорожки истоптаны детскими ножками,На песчаной площадке посредине двораРезвится крестьянская все детвора.По звонку побежали все в дом с площадки,Кто сел за книжки, кто за тетрадки,Ходит учитель среди детворы,Учатся дети после игры!Балде понравилось все это сильно.Улыбнулся Балда таково умильно:«Картиночки. Чисто. Ни грязи, ни пыли.Прежде и баре-то неучи были.Народ же бродил, словно темное стадо.А ноне гляди! Помирать не надо!»Стоит Балда, кругом оглядывается.Ничего в голове у Балды не укладывается.«Господи! – радостно шепчет Балда. –Не знаю, попал я куда?Но одно мне, темному, ясно,Что страдал я всю жизнь не напрасноИ что ежели я – в родимом краю,Значит, все мужики очутились в раю».