Таким образом, промышленный и торговый средний класс не успел еще окончательно отстранить земельную аристократию от политической власти, как на сцену выступил новый конкурент — рабочий класс. Реакция, наступившая после чартистского движения и континентальных революций, и присоединившийся к этому небывалый расцвет английской промышленности с 1848 по 1866 г. (этот расцвет обычно приписывают влиянию одной только свободы торговли, но он в гораздо большей степени вызван колоссальным развитием железных дорог, океанского пароходства и вообще средств сообщения) снова поставили рабочих в зависимость от либеральной партии, в которой они, как и до чартистского движения, составляли радикальное крыло. Постепенно, однако, требования избирательных прав со стороны рабочих стали неодолимыми. Пока вигские лидеры либералов все еще трусили, Дизраэли доказал свое превосходство; побудив тори использовать благоприятный момент, он ввел в городских избирательных округах избирательное право для съемщиков жилых помещений [household suffrage] [В немецком тексте после слов «жилых помещений» добавлено: «(которое распространялось на каждого нанимателя отдельного помещения)». Ред.] и вместе с тем произвел перераспределение избирательных округов. Вскоре после этого было введено тайное голосование; далее, в 1884 г. избирательное право для съемщиков жилых помещений было распространено на графства и было произведено новое распределение избирательных округов, которое до некоторой степени уравнивало их между собой[317]. Благодаря всем этим мероприятиям сила рабочего класса на выборах настолько возросла, что сейчас рабочие составляют большинство избирателей по крайней мере в 150–200 избирательных округах. Но нет лучшей школы почтительного отношения к традиции, чем парламентская система! Если средний класс, преклоняясь и благоговея, взирал на то, что лорд Джон Маннерс в шутку называл «нашим старым дворянством», то и рабочая масса с уважением и почтением смотрела тогда на так называемый в то время «лучший класс», на средний класс. И действительно, примерно пятнадцать лет назад британский рабочий был образцовым рабочим, и его почтительнейшее отношение к положению его нанимателя, его самоограничение и смирение в тех случаях, когда он требовал прав для себя, лили целительный бальзам на раны, которые наносили нашим немецким экономистам из школы катедерсоциалистов[318] неисправимо коммунистические и революционные стремления их соотечественников — германских рабочих.